Ирина Комарова - Реквием по соседу

Макс тем временем достал блокнот и сделал короткую запись, пробормотав:

— Пол мужской, тип внешности… — и повторил, уже обращаясь к Леське: — Тип внешности? Европейский?

— Лицо славянской национальности, — без тени сомнения подтвердила она.

— Возраст?

— Вот тут точно не скажу, — с явным сожалением призналась Леська. — Трудно было определить, он сильно горбился и не особо ко мне поворачивался. Но старше пятидесяти, это точно.

— Странно. Обычно наркоманы до такого возраста не доживают. Рост?

— Мелкий. Сидит на стуле, а ножки еле-еле до пола достают.

— Телосложение?

— Кругленький такой. Скорее просто полный, чем жирный, но такой… рыхлый.

— Угу. — Максим сделал очередную пометку в блокноте. — Волосы? Цвет, длина?

— Да какие там волосы! На половине головы чистая плешь, на второй половине три волосинки в два ряда. Но аккуратненько так подстрижены.

— Странно, — повторил Максим.

Я машинально кивнула. Действительно, очень странно.

— Кожа?

— В смысле? — снова прикинулась дурочкой Леська.

— Розовая, бледная, загорелая? Пористая, гладкая?

— Ну, так близко я его не рассматривала… нормальная кожа. Дряблая немного, возраст же. Но не розовая и не загорелая, обычная.

— Понятно. Теперь голова. — Не дожидаясь вопроса, он пояснил сразу: — Размер, форма?

— Да обычная голова. — Леська пожала плечами и свела ладони так, словно держала баскетбольный мяч. — Вот такая, примерно.

— Угу, среднего размера, округлая. Лицо?

— Тоже круглое. Такое, со щечками.

— А черты лица? Крупные, мелкие?

— Нет, ничего крупного в этом дядьке в принципе не было. Но и не мелкие. Средние.

— Глаза? Цвет, строение глазной щели?

— Максим, ты чего? — искренне удивилась Леська. — Он почти спиной ко мне сидел, как бы я ему в глаза заглядывала? Да и зачем? Я больше прислушивалась, чем приглядывалась.

— Нос тоже не разглядела?

— Нос как нос. Если бы был очень маленький, или слишком большой, или кривой какой, я бы обратила внимание. А так… обычный нос.

— На губы тоже внимания не обратила?

— Губы? — Леська задумалась. — Нет, губы тоже ничего особенного. В смысле запоминающегося. А вот уши у него смешные были. Маленькие, как у ребенка, и оттопыренные.

— Хоть что-то, — пробормотал Максим, записывая. — Волосяной покров на лице имеется?

— Не, ни бороды, ни усов, ничего такого… даже щетины не было. Бритый дядька.

— Про шею скажешь что-нибудь? Длинная, короткая, толстая, худая? Кадык заметен?

— Макс, я же говорю, он сгорбившись сидел! Там никакой шеи вообще не было видно, сразу от ушей пиджак начинался.

— Какие-нибудь особые приметы? Родинки, шрамы, бородавки, татуировки?

— Вроде что-то такое было, — нахмурилась она. — На пальцах… похоже на старые шрамы… такие, знаешь, словно тату сводили.

— М-да-а… — Максим проглядел свои записи. — Я всегда говорил, что худших свидетелей, чем так называемые творческие люди, просто быть не может. Они все время о своем, о высоком думают, а сосредоточиться и глазами посмотреть, что вокруг делается, — на это у них таланта уже не хватает.

— Ну, знаешь! — разобиделась Леська. — Я, между прочим, тебе как приличному человеку старалась, вспоминала… А раз ты так, то я тебе еще одну примету не скажу!

— Сокрытие важной для следствия информации является препятствием к осуществлению следственных действий, — ласково напомнил Максим. — Статья.

— А закон о средствах массовой информации?

— Ты сейчас выступаешь не как журналист, а как свидетель, средства массовой информации к тому, что я тебя опрашиваю, отношения не имеют. Так что там еще за примета?

Прежде чем ответить, Леська почесала нос, положила ногу на ногу, поморщилась — в общем, старательно продемонстрировала, что признается неохотно, исключительно подчиняясь грубому нажиму.

— Словечко-паразит у него — «ёптыть». Сколько я рядом сидела, он все бухтел и через каждые два слова это «ёптыть». — Она зачем-то выдвинула нижнюю челюсть вперед и старательно забасила: — «Надо же, ёптыть, такими сволочами, ёптыть, уродиться! Я, ёптыть, что, хоть раз долги не отдал?» Вот примерно так.

— А… — начала было я, но встретилась с безмятежным взглядом подруги и закрыла рот.

Зато Денис, до сих пор скромно молчавший, спросил:

— У мужичка что, действительно подбородок так торчит?

Леська потрогала пальцем собственный подбородок и пожала плечами.

— Вроде нет. Не знаю, зачем я так сделала.

Максим снисходительно усмехнулся и закрыл блокнот.