Андрей Воронин: Последнее купе

Бассейн на первом этаже, здесь семьдесят квадратных метров: «лягушатник» для Вовкина, взрослый бассейн для них с Ленкой и небольшой бар. Вода здесь тоже остыла – Жора забыл включить вечером бойлер. На поверхности плавает какой-то мусор. Холодно. Жора зарулил за стойку, плеснул себе полстаканчика виски, выпил, постоял, зевая и почесываясь, и отправился чистить зубы в ванную.

В половине седьмого он был умыт, выбрит и одет, и завтракал на кухне, одним глазом поглядывая в тарелку, другим – в телевизор, там главный тренер «Мальме» давал интервью. Вода для кофе как раз вскипела, когда снаружи донесся пронзительный автомобильный сигнал и крики. Жора вытер руки, достал из-за холодильника пятизарядный дробовик – здесь почти в каждом доме есть такой – и вышел на крыльцо. Сначала ничего не увидел: темно, метель. Потом из темноты проступила упакованная в «мордошлеп» фигура соседа Мортенсена, его усадьба находится в километре отсюда. Мортенсен был зол, как пещерный медведь, и орал что-то на своем «айн-цвай-драй». Жора разобрал только, что сегодня пятница, и, значит, его очередь расчищать дорогу к шоссе.

– Фашист недорезанный, – сказал соседу Жора. – Сына разбудил, наверное. Разверещался…

Мортенсен все равно ни слова не понимал по-русски. Жора вернулся в дом, обулся и набросил полушубок, прислушиваясь к сонному плачу, долетавшему из детской комнаты наверху.

– Лен! – крикнул он зычно. – Подъе-оом!

Теперь Вовкин не уснет, это точно, прохнычет до самого обеда. Жора спустился в гараж. Кроме «лендровера» и Ленкиной «иночетти» там стоял звероподобный снежный бульдозер, упасть и не встать, жуткая машина. Жора выкатил его на улицу, притормозил прямо перед сизым носом Мортенсена, а когда норвежец отскочил в сторону, опустил широкий скребок и спокойно погнал кипящую снежную волну к шоссе.

В девять пришел Гунар Вердруп, он из местных. Сивый платит ему не столько за работу, сколько за вранье, когда по воскресеньям в деревенской пивной заходит разговор об этой странной русской семье, что поселилась на вилле Эгге-Пер, и начинаются всякие расспросы, и Гунару Вердрупу торжественно подносят стаканчик, чтобы он растолковал обществу, чего они тут забыли, эти русские, – тот опрокидывает стаканчик в себя и принимается вдохновенно заливать, что, мол, да никакие они не бандиты, это ж и тюленю понятно, по крайней мере автоматов он там у них не видал, и гости к ним приходят порядочные, а вот то, что эта русская парочка замешана в каких-то финансовых аферах – это возможно, да, «пирамиды» там всякие, фальшивые авизо и прочая и прочая. Иногда общество интересуется, а почему это у русских мальчонка такой смуглый, с раскосинкой, ни на мать, ни на отца, ни на кого не похож? В таких случаях Гунар опрокидывает еще стаканчик, напускает на себя умный вид и говорит: эх, деревня! это ж русские, у них у всех кровь порченая, татарская, а еще этот Чернобыль… Скажите спасибо, мол, что не с рогами, вот так.

Когда же Гунар не сидит в пивной и не треплется, он вместе с Жорой сопровождает героин в Майбот, маленький город на границе с Финляндией и Швецией. И делает еще разную мелкую работу: за продуктами съездит, в гараже управится, электропроводку наладит. К тому же Гунар единственный человек на мысе, кто знает хоть немного по-русски.

Сегодня Жора ему сказал:

– Выгуляешь Вируса, почистишь и можешь идти домой. Завтра поедем, будет трудный день.

Гунар с сомнением глянул на небо.

– Погода нехорошо, – сказал. – Груз сюда не доплывать.

– Это уже не твоя забота. Иди и делай, что велено.

– Слушаю, хозяин.

Вирус, английский жеребец-чистокровка, обошелся Жоре во столько же, во сколько обошлись «лендровер» и «иночетти», вместе взятые. Зачем он нужен здесь, этот напедикюренный аристократ из Калифорнии, здесь, где лыжи не снимают по девять месяцев кряду, где жесткий снег раздирает бабки до крови? Жора сам не знал. Ну, купил и купил, деньги-то надо куда-то девать.

Когда Вируса вывели из теплой конюшни на метель, он занервничал, всхрапнул, под шкурой заходили-задрожали крепкие мышцы. Накинув на круп шерстяное покрывало, Гунар провел его по двору шестнадцать положенных кругов, а Жора с Леной и Вовкиным пили чай на кухне и смотрели из окна.

– Асса адка, – пробормотал Вовкин, что значило «классная лошадка».

– У него марсианские глаза, – сказал Жора.

– В смысле? – выгнула бровь Лена. Она подумала, это про Вовкина, ей всю дорогу мерещится, что кто-то озабочен его происхождением.