Андрей Воронин - Дальнобойщики

Покончив с приготовлениями, Гарик по-хозяйски осмотрел свое имущество, натянул на руки резиновые хирургические перчатки и объявил:

— Я готов.

— Последний раз спрашиваю, где картина? — обратился Шилов к парню. — Молчишь? Черт с тобой!

Только я тебя предупреждаю: если он дорвется — будет поздно, — он кивком указал на Гарика.

Пленник продолжал упорно хранить молчание.

— Что ж. Теперь он твой, Гарик. Только, пожалуйста, помни: он не должен сдохнуть быстро.

— Не первый раз. — флегматично произнес Гарик голосом, от которого кровь стыла в жилах.

Взяв тонкий нейлоновый шнур, он старательно привязал руки парня к подлокотникам, а голову при помощи петли — к спинке стула. Теперь несчастный мог шевелить только ногами. Но и это продолжалось недолго. Увесистый молоток, появившийся в руке бандита, описал короткую дугу и со всего размаху угодил острой частью в правое колено парня.

— А-а-а. — от адской боли и неожиданности завопил тот. — Су-у-ки.

Его душераздирающий крик разнесся по подвалу, эхом отозвавшись в дальнем, скрытом во мраке конце помещения. Не успело оно стихнуть, как вопль, на этот раз с новой силой, повторился: молоток палача опустился на коленную чашечку другой ноги. Теперь удар был намного мощнее. Кость хрустнула.

Пленник потерял сознание.

Пока Гарик приводил его в чувства, Шилов повернулся к другому парню.

— Смотри. смотри. Ты следующий, — предупредил он. — А может, спасешь друга и себя заодно? Ну?! Скажи, где картина?

Несмотря на царившее в душе смятение и панику, парнишка в разодранном, окровавленном камуфляже нашел в себе силы и замотал головой. Он был еще очень молод, и ему совсем не хотелось умирать, хотя он знал, что игры с таким авторитетом, как Шило, добром не кончаются.

— Героя из себя корчишь, — процедил Шилов. — Дурак! Отдай мне картину, и я забуду, что вы хотели меня кинуть, забуду про шантаж. Мало того, заплачу бабки, как договаривались, и разбежимся. Забудем про это недоразумение. Я же вас понимаю. Ну что, по рукам?

Однако, несмотря на приятельский тон, глаза авторитета по-прежнему оставались по-змеиному холодными. Они выдавали обман. Парень понял это и продолжал хранить молчание.

Тем временем первый пленник пришел в себя. Тихо постанывая, он приоткрыл глаза. Вновь вернувшееся сознание возвратило его в мир боли и страха. Палач готов был к продолжению пытки. На этот раз в руках он держал плоскогубцы. Когда парень увидел их, ему снова сделалось дурно. Но отключиться ему не позволили: ледяная вода, выплеснутая в лицо, быстро привела его в чувства.

Неторопливо примерившись, Гарик ухватил плоскогубцами ноготь на мизинце правой руки пленника.

— Сейчас будет немного больно.

В следующую секунду тишину разорвал очередной вопль. Парень судорожно задергался, словно сквозь его тело пропустили электрический ток.

— Это первый, — Гарик поднес к его носу окровавленный ноготь, с которого свисали куски кожи и мышц. — Осталось девять. Мне продолжать?

— Нет! Хватит! Не надо.

— Где картина?

— Не знаю.

— Врешь, собака!

— Клянусь, не знаю.

Не успел он произнести эти слова, как его истерзанное тело вновь пронзила боль.

— Это второй, — вел счет Гарик. — Осталось восемь.

Вновь и вновь звучали одни и те же вопросы, вновь и вновь раздавались одни и те же ответы. Так продолжалось до тех пор, пока у пленника не осталось ногтей. Когда был вырван последний ноготь, он даже не вскрикнул, лишь слабо застонал. Боль притупилась, стала привычной.

— А ты живучий, — осклабился Шилов. — Но мне спешить некуда, времени у меня много.

Вытерев окровавленные руки куском тряпки, Гарик бережно положил плоскогубцы на прежнее место. Немного подумав, он взял приспособление с винтовым зажимом и толстой стальной струной в форме петли. Проверив крепления, подошел к жертве сзади и накинул петлю на лоб, так, чтобы винт находился на затылке.

— Теперь тебе будет по-настоящему больно, — предупредил Гарик.

Он медленно стал подкручивать винт. Петля затягивалась, струна все глубже и глубже врезалась в кожу. Через минуту появились первые капельки крови. Они потекли по лицу и закапали на мокрую от пота белоснежную рубашку. Еще через минуту кровь хлестала ручьем, заливая глаза, попадая в рот.

— Отдай картину, и он остановится, — подавшись вперед, зашептал Шилов. — Скажи только где, и все закончится. Ну!.. Ты же еще молодой, тебе и тридцати нет. Зачем так рано умирать?!

— У меня ее нет.