Марина Крамер: Терапия памяти [litres]

Я должна его остановить, должна избавить новых девочек от того, что пришлось пережить мне.

И я нашла пару девчонок, снимавшихся в «Седьмом уроке» в разное время.

Мне стоило огромных трудов разговорить их, обе категорически отказывались вообще вспоминать те времена, но, когда я рассказала о том, что произошло со мной, и одна, и другая почти слово в слово повторили мою историю. Теперь оставалось только проверить свою догадку относительно дачи, куда меня и других привозили «отдохнуть и расслабиться».

Это оказалось тоже не очень сложно. Нанятый частный детектив отследил время, когда на даче не бывает никого, и я сама поехала туда, обшарила весь дом сверху донизу и нашла вмонтированную в стены спальни на втором этаже аппаратуру, а также комнатку, где, видимо, все это потом монтировалось. Осталось только понять, где Зиятдинов хранит отснятое.

Тот же частный детектив несколько месяцев следил за Зиятдиновым и его женой и наконец выяснил, что раз в месяц то он, то она посещают филиал одного из банков, проводят внутри совсем немного времени – вероятно, оставляют что-то в арендованной ячейке.

План у меня созрел, но я никак не могла решиться его осуществить, боясь, что меня начнут расспрашивать сотрудники банка, а я ничего сказать не смогу.

Но тут мне на глаза попался журнал, с разворота которого на меня смотрела Света Самулова, жена Марата – с искусственно подтянутым лицом, загорелая, ухоженная, уверенная в себе.

Я тут же вспомнила брезгливое выражение ее лица, когда она наутро в тот день рассматривала меня, пытаясь обнаружить следы произошедшего ночью.

В голове словно разорвался огненный шар, и всю меня затопила такая ненависть, что, попадись Светлана мне под руку, я бы не задумываясь убила ее голыми руками.

Когда я внимательно рассмотрела эту фотографию, то поняла, что делать. При минимальных усилиях я смогу перевоплотиться в эту женщину, а актерские данные помогут сыграть все точно – вплоть до жестов, это я смогу перенять, понаблюдав за ними хотя бы недельку.

Это тоже было просто – они всегда обедали в одном и том же кафе, а ужинали в одном и том же ресторане на Ордынке.

Я изучила их расписание по минутам, всегда оказывалась в нужном месте чуть раньше, чтобы занять удобное место и беспрепятственно наблюдать за ними.

Я не боялась быть узнанной – парики, макияж, одежда – и сегодня я уже совершенно не напоминаю себя вчерашнюю.

Я купила такую же модную сумочку, как носила Светлана, и всегда таскала ее с собой. И вот наконец мне несказанно повезло – в один из дней Светлана, прихватив свою сумку, удалилась в туалет, и я тут же последовала за ней.

Там, у большого зеркала, Самулова поправляла макияж, сумка небрежно стояла на самом краю, и я, чуть покачнувшись, уронила ее на пол.

Бормоча извинения, присела на корточки, делая вид, что собираю содержимое, а сама ловко поменяла сумки и, зажав Светланину под мышкой, а свою вернув на угол мраморной столешницы, извинилась еще раз и вышла из туалета, сразу направляясь к выходу из ресторана.

В припаркованной через две улицы машине я вытряхнула содержимое сумки и кошелька на сиденье и – о, чудо – нашла ключ от банковской ячейки.

Все остальное оказалось даже легче. Я забрала на всякий случай все, что там лежало, чтобы в глаза сперва кинулось исчезновение весьма дорогих украшений – их я рассчитывала со временем продать какому-нибудь антиквару из тех, кто не очень озадачивается происхождением редких вещиц.

Мне же нужны были только флешки. И вот этот пакетик теперь был приклеен к стенке шкафа в моей больничной палате.

И именно их я передала Леониду Османову, когда он приехал в клинику и ошарашенно смотрел на мое перевязанное лицо.

– А ведь я вас знаю, Регина. Брат все уши прожужжал.

– Леонид, давайте оставим лирическую часть. Вот то, что я обещала. Там компромата хватит на всех. Но мне нужно успеть исчезнуть – на всякий случай.

– Я не разглашаю источников, Регина, это железное правило. Можете быть во мне уверены.

Мы сидели в самом дальнем углу зимнего сада, посетителей сегодня почти не было, еще несколько клиентов общались с родственниками поодаль от нас, и мне вдруг почему-то стало холодно – так, словно я стою на краю могилы, и оттуда, снизу, меня с ног до головы пеленает ледяной ужас. Так было на похоронах матери…

Острая боль в правом боку ослепила меня всего на миг, а потом стало легко и совсем свободно. Откуда-то сверху по белой лестнице ко мне спускались Ариша и мама, протягивая руки и улыбаясь. И мне больше не было ни страшно, ни холодно.