Марина Крамер: Терапия памяти [litres]

Он смотрел на меня совершенно ошалелыми глазами, и мне стало на миг его жалко – парень запутался. Но незадолго до него в этом кабинете действительно прозвучала совсем другая история, в которой мужчина выглядел мужчиной, а не слабовольным слюнтяем.

– Значит, так, уважаемый, – сказала я, вставая из-за стола. – Что делать с вами – решит ваше начальство. А ваша девушка может искать себе другой вуз, потому что в нашем ей учиться больше не придется. Более того – я позабочусь, чтобы ни одно медучилище ее тоже не приняло. Вот так. Всего доброго.

Поняв, что разговор окончен, парень попятился к двери, бормоча извинения. Я же мечтала только о том, чтобы избавиться от него как можно скорее…

В машине Матвей молчал, сжимая руль рукой, затянутой в кожаную перчатку.

Я чувствовала, что он не одобряет моих методов, что ему все это крайне неприятно – но результат был достигнут, и неважно, как именно. В конце концов, прокурорская дочка получила лучшую помощь из всех, что могла бы, молодой следователь, скорее всего, отделается строгим выговором, а его подружка вылетит из института, но таким вообще нечего делать в медицине.

– Я с Шелест разговаривал, – вдруг произнес муж, и я вздрогнула – я-то думала, что он переживает о случившемся, а он, оказывается, вообще о другом размышляет.

– И что?

– Ты была права, Деля, когда осматривала ее в приемном, помнишь? Сказала еще, что ожог странный.

– А… да.

– Так вот я ее напрямую спросил. И она, представь, даже не отпиралась. Лицо она травмировала себе сама, чтобы попасть в нашу клинику и здесь отлежаться, пока не закончится то, что она устроила в Москве. Я тебе говорю об этом, чтобы ты знала и была готова, – добавил Матвей, повернувшись ко мне. – Я выписал пропуск журналисту Османову – знаешь, на одном из каналов передача с расследованиями разных криминальных страстишек у сильных мира сего и прочей богемы?

– Зачем? – не поняла я. – Шелест просила о полной конфиденциальности, и Семенцов особо на это упирал.

– Это была ее просьба, Деля. Она хочет передать Османову какие-то видеоматериалы о подмосковном борделе, где используют малолетних.

Я закрыла лицо рукой.

– Хватит! Матвей, я умоляю тебя – хватит с меня на сегодня! Не клиника, а какой-то ужас… несчастные влюбленные, юные отцеубийцы со скальпелем, глуповатые следователи, прокурорские дочки без лиц, не хватало только педофилов из столицы…

– Кстати, я решил по поводу Нового года, – вдруг сказал Матвей веселым голосом. – Мы отправим маму в пансионат, а сами рванем на дачу. И пробудем там, как все нормальные люди, до конца праздников. И не возражай – ты имеешь право раз в жизни не дежурить в выходные, и парни это поймут. Все, Аделина, не спорь!

И я вдруг поняла, что спорить, пререкаться и настаивать на своем мне совершенно не хочется. Наоборот, хочется радоваться тому, что у меня такой муж, который все и всегда решает сам и за меня.

Даже самая сильная женщина иной раз хочет быть слабой – благо, что у меня есть такая возможность.

– Матвей… я тебя очень люблю, – сказала я серьезно, и Мажаров захохотал:

– А ты умеешь проигрывать, дорогая.

Палата в психоневрологическом диспансере оказалась маленькая, одноместная, с довольно большим окном, на котором висела тонкая занавеска в мелкий бело-розовый цветочек.

Ульяна сидела на кровати, вцепившись пальцами в спинку, и рассматривала занавеску, пытаясь посчитать количество цветов на ней.

– Господи, что я делаю… – одернула она себя, когда поняла, чем занята.

Начала прислушиваться к себе, боясь, что сейчас в голове снова раздастся голос отца, но нет, было тихо, только мысли о Стасе вертелись, заставляя воскрешать в памяти его лицо, руки, его взгляд.

«Он ждал меня в машине всю ночь… неужели он до сих пор любит меня? – думала Ульяна, чувствуя, как от этих мыслей внутри словно разливается что-то теплое. – Он ведь сказал: «Я тебя не переставал любить даже там, на зоне»… разве так бывает?»

Отец всегда внушал ей, что любви она недостойна – во всяком случае, никто стоящий на нее никогда не посмотрит, не обратит внимания.

– Ты должна приложить максимум усилий, чтобы стать самостоятельной и ни от кого не зависеть, особенно от мужчины. Никто из них любить тебя не будет, а вот использовать…

Ульяна так и выросла в уверенности, что никто из молодых людей никогда не заинтересуется ею по-настоящему.

А потом появился Стас. Он, конечно, всегда был – с тех пор, как отец привел ее в клуб, но в жизнь Ульяны вошел внезапно, удивив ее до невозможности. Сперва он просто таскал на соревнованиях и в поездках ее бандуру, если рядом не было отца, садился вместе с ней за обедом и ужином, приглашал смотреть кино.