Людмила Мартова - Последний штрих к портрету [litres]

Однако осмотр квартиры ничего не дал. Это было дорогое, уютное, со вкусом обставленное жилище одинокого бизнесмена, богатого человека, привыкшего ни в чем себе не отказывать. Недешевый алкоголь в баре, фирменный хьюмидор для сигар, качественная, весьма недешевая одежда, сшитая вручную обувь. В этой квартире, правда, не было ни книг, ни фотоальбомов. Привычки читать Дима Магадан не завел, неоткуда ему было взять такую привычку. А фотоальбомы… Не было у вора в законе семьи, да и друзей настоящих тоже не имелось. Лишь на прикроватной тумбочке стояла фотография, с которой улыбалась Аглая Тихоновна Колокольцева. Была она моложе, чем сейчас, лет на двадцать с лишним. На фотографии ей было лет сорок пять, не больше.

Женщина в яркой летней юбке и белой свободной блузке стояла на залитой солнцем маленькой площади, густо засаженной апельсиновыми деревьями. Апельсины на фотографии были яркими, крупными, их, казалось, можно было потрогать. Бекетов даже запах ощутил так явственно, что даже оглянулся в поисках его источника. Но нет, не было в этой комнате других апельсинов, кроме тех, что на фотографии.

Аглая улыбалась неведомому фотографу и выглядела абсолютно счастливой. Может, не права Мария Лондон, и между ее дальней родственницей и Ветровым-Зиминым все-таки был роман?

– Николаич, вот, смотри, еще одну фотографию нашел. В паспорте у этого мужика лежала, под обложкой.

Подошедший оперативник протягивал Бекетову черно-белый прямоугольник с обтрепанными краями. Задняя сторона фотографии была в пятнах, то ли от воды, то ли просто «от жизни». Это фото долго носили с собой, отчего оно и пообтрепалось по краям, казавшимся изгрызенными.

На фотографии были видны сопки, открывающие вид на море, лениво перекатывающее холодные барашки волн. У кромки воды стояли три девушки, тоненькие, ладные, нарядно одетые в честь первого серьезного события в своей жизни – выпускного бала. Две девушки были одеты очень просто, можно даже сказать, бедно, у третьей было очень красивое, видно, что новое и модное, крайне необычное платье. У всех троих на тонких запястьях можно было разглядеть часики, кажется, золотые. У той, что в платье, у горла была прикреплена старинная, очень изящная камея.

У одной из девушек было простенькое и немного глуповатое, беззаботное выражение лица. Вторая смотрела чуть исподлобья, с тревогой, словно внутри себя принимала какое-то очень важное решение. Третья выглядела бесшабашной, чуть пьяной от какого-то неведомого успеха, манящей, опасной, призывно-обещающей.

Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, кто были эти девушки. Антонина Селезнева, Аглая Колокольцева, Ира Птицына, запечатленные кем-то из одноклассников на берегу Нагайской бухты более пятидесяти лет назад. Впрочем, как и на фотографии с апельсинами, Аглаю Тихоновну вполне можно было узнать.

Еще раз внимательно изучив ее наряд, украшение, а главное – выражение лица, Бекетов сорвался с места и бросился вон из квартиры.

– Ты куда, Николаич? – закричал ему вслед тот оперативник, что нашел фотографию, но Бекетов ему уже не ответил. По лестнице он бежал бегом. И сердце бухало в груди, заглушая другие звуки.

Наши дни, Москва

По лестнице Катя бежала бегом. Сердце бухало в груди, заглушая другие звуки. Из такси она позвонила Глашке, но та была еще в аэропорту. И пугать свою юную подругу Катя не стала, просто велела, как освободится, сразу ехать домой.

Открывшая ей дверь Аглая Тихоновна была бледна, тиха и величава. Привычная длинная юбка, белоснежная блузка с кружевным жабо, бессменная камея у горла, тонкие золотые часики, обвивающие узкое, все еще девичье запястье. Все в ней вызывало восхищение, граничащее с обожанием. Кате даже странно было, что в ее сорок лет нашелся кто-то, кому она позволила так полно и безраздельно собой завладеть.

Не к месту вспомнился Бекетов, выполнявший сейчас свою опасную, но такую нужную работу. Пожалуй, он тоже безраздельно завладел Катиным сердцем и телом тоже, но вот над головой властвовала Аглая Колокольцева, что тут будешь делать.

– Рассказывай, – коротко бросила пожилая женщина, когда Катя расположилась на своем привычном месте за кухонным столом и перед ней появились чашка с чаем и коробка с крохотными пирожными. Чай был горячий, ароматный, с какими-то новыми травами, до которых Аглая Тихоновна была большая охотница. На Катин вкус, он чуть горчил, но обижать хозяйку она не стала.

– С Алтая? – спросила она, имея в виду чай с травами. Аглае Тихоновне присылали его благодарные родственники одного из пациентов уже много лет. Колокольцева утверждала, что травы целебные и у каждой свое предназначение. С учетом того, как она выглядела в свои почти семьдесят лет, это могло быть правдой.