Павел Астахов - Невеста

Он позвонил в офис, сказал, что подъедет в течение часа, и попросил одного из помощников в кратчайшие сроки выбрать наиболее компетентную компанию, специализирующуюся по проверкам на полиграфе.

Пока помощник рыскал по Интернету, изучал форумы и отзывы пользователей, обзванивая при этом фирмы, Артем размышлял над словами Кристины.

Что ж, он был рад хотя бы тому, что между ними больше не осталось загадок. Хотя где-то глубоко внутри колыхалось некое подобие ревности к Бугрову. Усилием воли он постарался подавить это чувство. Что было, то было, ведь, когда они стали жить вместе с Кристиной, у него ни разу не было повода усомниться в ее честности и верности.

Возможно, учитывая ситуацию, в которой тогда находилась его возлюбленная, он, наоборот, должен сказать спасибо этому толстому генералу — все-таки помогал как-то…

Артем снова подумал о ноже. Может, Бугров действительно каким-то образом замешан в деле устранения семьи Кнута? Но как тогда объяснить отпечатки Кристины на ноже? Да и вообще, зачем Бугрову таким образом расправляться с женщиной? Неужели человек в своей мести за то, что его отвергли, способен пойти на такое?!

Павлов был уверен, что вряд ли у генерала имелись веские основания для такого поступка. Он попытался представить себе картинку из прошлого: резня в доме Кнута закончена, к месту происшествия подтягиваются машины полиции и «Скорой», и вот Дмитрий Олегович Бугров, в то время занимавший должность начальника ГУВД Новосибирска, незаметно подбрасывает на место преступления нож, на котором предварительно были оставлены отпечатки пальцев Кристины… Стоп, а как же кровь? Ведь нож был в крови одного из убитых? А ведь экспертиза показала, что резаные раны оставлены именно ЭТИМ ножом. Полная ерунда!

Опять же, Бугров мог снять с помощью липкой ленты отпечатки Кристины с того же самого бокала или еще какой-нибудь подходящей поверхности, к которой она прикасалась, и аккуратно перенести их на нож…

С другой стороны, нож после этого отправляется на экспертное исследование в Москву, и Бугров, зная, что на нем отпечатки Ясновой, должен был отдавать себе отчет, что очень рискует и подставляет этой выходкой прежде всего самого себя!

Учитывая поднявшуюся в обществе волну гнева и повышенное внимание руководства Генеральной прокуратуры (и даже страны!), доступ у Бугрова к камере вещественных доказательств, где хранился нож, скорее всего, был довольно ограниченным, следовательно, шантажировать Кристину этим вещдоком он вряд ли бы смог.

Павлов слабо верил в то, что Бугров ждал, пока «пальцы» Кристины где-то всплывут, чтобы затем напомнить ей про этот нож… Занимая такую должность и имея неограниченные возможности, Дмитрий Олегович мог бы в порошок стереть Яснову вместе с ее клубами, а не ждать, пока она где-то засветится, — не прислал же он, в самом деле, к ней этого наркомана?!

Помня напряженное лицо Бугрова, адвокат решил, что в этом запутанном деле интерес имеет не генерал, а не кто иной, как Милещенко. И он, очевидно, зная о связях Кристины с Бугровым, пытается использовать это уголовное дело в качестве рычага для решения каких-то своих шкурных интересов. Это уже выглядело куда правдоподобней.

Оставался главный вопрос: при чем тут Кристина?

При мысли о ней у Павлова снова сжалось сердце. Что бы там ни было, он вытащит ее.

Артем позвонил в тот самый филиал «Олимпа», где произошло нападение. Ему повезло — Марина оказалась на месте. Девушку шокировало известие адвоката о задержании Кристины, но она тут же выразила готовность выступить в суде и положительно охарактеризовать свою начальницу. Павлов был тронут, хотя и сознавал, что это жалкая соломинка, за которую даже хвататься не стоит — все равно сорвешься. Откровения сотрудницы с ресепшен вряд ли смогут убедить судью в невиновности Кристины, нужны более веские доводы. И самым главным козырем могло стать ее алиби.

Как он уже выяснил, 25 июня 2001 года была пятница. Кристина тогда подрабатывала в пиццерии. Если допустить, что и в тот день она работала, нужно каким-то образом подтвердить это. Правда, легко сказать «подтвердить». Пусть даже за десять лет эта несчастная пиццерия не обанкротилась или не превратилась в какой-нибудь кабак, а продолжает работать, шансов, что кто-то вспомнит 25 июня, почти нет, да и журналы учета выхода на работу вряд ли сохранились (если вообще были).

Однако Павлов не привык оставлять вопрос нерешенным, когда, казалось бы, все и так ясно, поскольку гипотетически существовала вероятность поворота ситуации на сто восемьдесят градусов.