Альфия Шайхутдинова - Психология жертвы, или Жертвы психологии. Гастрономический триллер

Виктор гремел воротами перед рылом застывшего на месте автомобиля, в недрах которого Гуля заканчивала свое безрадостное повествование. Воспользовавшись его отсутствием, она пустилась уже в такие откровения, что гордую аристократку, наверно, удар должен был хватить на месте, – но Зоя лишь кивала с тем же участием и, подводя итог, мягко положила руку на девичье плечо: «Успокойся, малыш. Теперь все будет хорошо…» И Гуля поверила ей, поверила сразу и безоговорочно. Она знала, что именно так теперь и будет – хорошо или даже лучше, чем хорошо. Пусть знакомство случайно, пусть общение мимолетно, а встреча обещает скорую разлуку, – она знает, эта встреча оставит след в ее жизни, неизгладимый и незабываемый, и в новую, непонятно-пугающе-сладкую сторону развернет эту жизнь, лишенную до сей поры смысла и цели… И за этот грядущий разворот Гуля была заранее так благодарна, что в уголках ее глаз опять зарождалась, щипая роговицу, соленая влага… Только теперь и эти соленые слезы казались ей сладкими.

Впереди, на крыльце, крошечным солнцем вспыхнула лампа. Зоя вышла, и Гуля вышла следом – и в ноздри ей ударил аромат роз, еще более плотный и одуряющий, чем запах в машине, к которому она уже притерпелась. «Розарий», – кратко пояснила Зоя, перехватив ее удивленный взгляд, взяла Гулю за руку и отправилась с ней к дому. Виктор в это время вернулся к машине, чтобы поставить ее в гараж.

«Небольшой коттедж», он сказал, и это оказалось так же далеко от истины, как его «неподалеку». Ни хрена себе «небольшой». По представлениям Гули, если и можно так об этом домине выразиться, то только с поправочкой: «небольшой дворец», например. Как и в случае с автомобилем, Гуля не успела удовлетворить свое любопытство, пока стояла снаружи. Зато холл, в котором они очутились миновав прихожую, сразил ее наповал. Здесь легко могли разместиться несколько комнатушек из ее общаги, а таких высоких потолков Гуля еще никогда не видела. Но больше всего поразила ее пустота: в холле не было ничего. Абсолютно ничего, если не считать развешенных по стенам картин; ну, картинки – они картинки и есть, какая от них польза?.. Ее слегка задела такая расточительность, – если б Гуля (в мечтах или во сне) оказалась хозяйкой этого маленького дворца, у нее ни один квадратный сантиметр не пропадал бы так бездарно…

Зоин оклик вывел девушку из прострации, и она послушно дала увести себя на второй этаж по деревянной винтовой лесенке. Лесенка заканчивалась площадкой, от которой расходились веером резные двери. «Здесь у нас столовая, – сказала Зоя тоном заправского экскурсовода. – Или, скорее, столовая и гостиная в одном флаконе, за дефицитом полезной площади… – Последние слова и особенно извиняющийся тон, которым они были произнесены, рассмешили Гулю. – За столовой – кухня.» Гуля удивилась: она полагала, что кухня и прочие подсобные помещения должны бы находиться внизу. А Зоя продолжала хвастаться: «Есть еще Витина мастерская, она на первом этаже.»

– Мастерская? – Гуля опять удивилась. Она честно попыталась представить Виктора за верстаком, но не смогла. «Витя – художник. Настоящий художник», – слово настоящий Зоя особо выделила, и в ее голосе зазвучали нотки благоговения.

Ну, конечно. Гуля и сама могла бы сообразить (ну это уж вы, мон анфан, своей проницательности явно льстите). Нет, правда: представить Виктора художником было куда проще, чем ремесленником за верстаком; он и выглядел так, как, по мнению Гули, должен выглядеть «настоящий» художник: длинные волосы, мягкая куртка, изящные и сильные кисти рук… Теперь она уже жалела, что проигнорировала картины в холле.

– Какая ж я бездарная хозяйка, – спохватилась хозяйка. – Ты же у меня вся мокрая. Пойдем в столовую, Витя разожжет камин, а я принесу тебе что-нибудь переодеться.

Так и сделали, и через пятнадцать минут Гуля уже кейфовала, оседлав кресло-качалку и кутаясь в барский бархатный халат. Этим шедевром легко было укутать двух Гуль или трех Зой, и Гуля наслаждалась догадкой, что ее кожи касается ткань, совсем недавно, вероятно, так же нежно ласкавшая Настоящего Художника (тот-то был покрупнее их обеих). Настоящий Художник между тем, разобравшись с камином, удалился в сторону кухни. Где, как быстро догадалась даже не слишком догадливая Гуля, располагалась вторая его «мастерская», священнодействовать в коей доставляло Настоящему Художнику едва ли не большее наслаждение, чем работать в «настоящей» мастерской…