Олег Гончаров - Неизвестная. Книга первая

– Немецкий самолет так и не сел, – рокотал Горыныч, – покружил и убрался. И эта сволочь однорукая ушла. Зато мы всю агентурную сеть от Воронежа до Москвы одним разом взяли. Нехлюдов уже на Лубянке показания дает. Так что вот, – протянул они Данилову синий картонный кубик-коробку. – Это тебе от нашего отдела, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Всем коллективом… так сказать… Открывай.

Данилов открыл коробку.

В ней на синей бархатной подушке лежали часы.

– Настоящие! – расплылся в улыбке Горыныч. – Швейцарские. С самовзводом. Рукой машешь, а они заводятся. Прикинь! А еще дату показывают и месяц. Правда, месяц немецкими буквами, но, думаю, разберешься.

– Спасибо, – сказал Данилов, разглядывая подарок.

– Это тебе спасибо. На отдел благодарность пришла от самого наркома.

– А водитель как? – спросил Николай.

– Ты его не сильно… Оклемался уже и велел передать, что зла на тебя не держит. А вот двух ребят из охраны «Стрелы» мы потеряли.

И уже на выходе из палаты хитро подмигнул Николаю:

– Мы тебе ту руку протезную в подарок хотели, но нельзя, вещдок, – и рассмеялся.

А вечером врач сказал ему:

– Ваша черепно-мозговая травма оказалась несколько серьезнее, чем мы предполагали. Вот прочтите, что тут написано, – и листок с каким-то текстом протянул.

– Не могу, – сощурился Данилов. – Расплывается все.

– А вы поближе к глазам поднесите.

– Не вижу.

– А еще ближе.

– Да. Вижу.

И прочитал:

– «Два килограмма сахара на два килограмма малины». Что это?

– Проверка, – ответил доктор, листок забрал и в карман халата сунул. – Ну ничего. Мы вам очки выпишем. От очков еще никто не умирал.

Через месяц Данилов вышел из больницы. Уже в очках. Прав был доктор, от очков не умирают. Сперва непривычно было, потом освоился.

Горыныч его от оперативной работы отстранил, велел пока старые дела в архив подшивать. А чтобы скучно товарищу старшему лейтенанту не было, он ему в помощники сержанта Гришу прикомандировал. Веселый парень оказался. Разговорчивый. Так они с ним два месяца и проразговаривали.

А потом пришел вызов из Москвы…

И стоит теперь Данилов в служебном туалете известного на всю страну дома на Лубянской площади, смотрит на себя в зеркало, вспоминает свою прошлую жизнь и думает: «В чем тут подвох? Как всесильный нарком не сумел человека в стране найти? Да ему же только пальцами щелкни… Что-то тут не так… Что-то не так».

*****

Данилов сполоснул руки, умылся, утер лицо казенным полотенцем, тщательно протер очки, тронул карман, в котором талисман лежит, выдохнул резко, чтобы усталость стряхнуть, и вернулся к себе. В приемной попросил сержанта решить вопрос с расквартированием и довольствием и прикрыл за собой дверь кабинета. Стол уже был прибран.

«А и вправду малец далеко пойдет».

Отомкнул несгорайку, достал оттуда папку. Сел за стол, положил папку перед собой, снял надоевшие уже тесные сапоги и блаженно улыбнулся, шевеля пальцами ног: «У-у-у, хорошо…». Потом поправил очки: «Как же так? Зачем же он меня из Воронежа сюда перевел? Неужели здесь никого не нашлось? Чего он хочет?»

Раскрыл папку и посмотрел на фотографию, прикрепленную железной скрепкой к единственному листку дела, на котором было выписано несколько адресов. На не слишком четкой старой карточке, снятой где-то на лесной поляне, было четырнадцать человек. Двое мужчин в полувоенных френчах. Один из них бывший офицер – по выправке видно, и бинокль у него на груди висит командирский, и стоит обособлено, словно за взводом своим бдит. Второй – какой-то мешковатый, будто френч на нем с чужого плеча. Трое штатских: мужики не крупные и на вид приличные. Еще один, одет как будто в кухлянку… Так и есть – кочевник. В середине ребенок и несколько деревенских баб в странных нарядах. Левее явно городская – красивая женщина в светлом пальто, вязанном кашне в крупную полоску и большом смешном картузе. А чуть ниже и ближе, опершись головой на руку, полусидит-полулежит очень приятная лицом девушка, одетая в распахнутый тулуп: простоволосая, коротко стриженая, глаза посажены достаточно глубоко, брови красивые, лицо худое – но это ее не портит, нос прямой, подбородок острый. Ее изображение было обведено химическим карандашом, а рядом разместился маленький синий вопросительный знак.

И вот что интересно – все на снимке смотрят в объектив камеры, а она, задумчиво, куда-то в неведомые дальние дали…

– Так зачем же ты понадобилась наркому внутренних дел? – спросил Данилов, вглядываясь в лицо девушки, словно фотокарточка могла ему ответить.