С наступлением весны стало еще хуже. Ее постоянно мучили кошмары, она не переставая думала об учителе даже ночью, не говоря о времени, проводимом в гимназии, и оттого даже стала ошибаться на уроках. К счастью, почти никто из учениц этого не замечал, а если и замечал, то не подавал виду.
Уже несколько дней, как она твердо решила встретиться с Андреем Евгеньевичем и объясниться. Конечно же, это было непристойно – но она жаждала хоть какого-то успокоения своей мятущейся душе. Нужно было только найти повод для подобной встречи. Учитель жил недалеко от нее – собственно, она могла бы узнать у него про какую-нибудь редкую книгу, однако не представляла, что бы это могло быть. Вероятно, следовало проявить какой-либо интерес к естественной истории – но с ней у Ниночки еще в гимназии были большие проблемы. Она помнила лишь, что Земля вращается вокруг Солнца, а приливы и отливы связаны с Луной. Да и то сомневалась, не перепутала ли что-нибудь.
Теперь она решила наверняка зайти к нему, например, послезавтра. Она знала, что к обеду девочек поведут к причастию, и большинство учителей будут свободны уже после полудня. Мысль о том, что это совершенно неприлично, она загнала в самый дальний угол.
Самой маленькой проблемой был начальник жандармского управления. Не так давно он встретил Ниночку недалеко от гимназии, решительно остановил ее и грозным голосом осведомился, кто она такая. Ниночку поразил его мундир, задиристо торчащие усы и сверкающий латунью эфес сабли. Она торопилась домой, так как хотела в туалет, и от неожиданности едва не подпустила струйку. Заикаясь, она назвала свое имя, фамилию, место работы и должность.
– А я Прокопий Михайлович, барышня, – все еще грозно ответил ей жандарм. – Есть у меня к вам серьезное дело. Вы ведь к нам приехали… откуда?
– Из Петербурга.
– Так. А родители кто у вас?
– Отец скончался давно… а маменька в библиотеке работает…
– Вот-вот. Явитесь-ка ко мне в управление… ну, например, в пятницу. К вечеру. Часиков в шесть пополудни. Побеседуем.
– Хорошо.
Она думала о странном поведении жандарма до вечера, но потом снова отвлеклась на мысли об Андрее Евгеньевиче. О том, что пятница будет уже послезавтра, ей вспомнилось только сейчас. Уроки у нее были до пяти часов, она успевала даже немного погулять по городу и привести мысли в порядок. Что нужно от нее жандарму, она даже представить не могла, и предпочла об этом до времени просто не думать.
* * *
Ксенофонт Ильич нервно ходил по кабинету. Кабинет был заперт изнутри, чтобы никто из домашних не вошел и не побеспокоил его. Причина нервозности директора гимназии возвышалась на столе в виде небольшой кучки ассигнаций и стопок империалов.
Только что Ксенофонт Ильич выяснил, что проиграл куда больше, чем предполагал. С того момента, как он стал сначала инспектором гимназии, а затем и директором, он практически перестал экономить, хотя привычку жить действительно на широкую ногу так и не приобрел.
Накопления у него были значительными: будучи приучен с молодости к бережливости, он старательно считал деньги даже и тогда, когда стал высокооплачиваемым учителем, а затем и директором. Нынешняя зарплата существенно превышала потребности: жалованье он складывал в потайной шкаф, откуда выдавал на хозяйство экономке Марфе, на обучение Леночке и на наряды жене и дочке. Леночке, впрочем, особых нарядов до той поры, пока она пребывала в стенах гимназии, не полагалось: согласно гимназическому уставу, воспитанницы должны были ходить в форме даже во внеурочное время. Исключением могли быть только поездки на дачу или с родителями в гости.
Банкам он не доверял, хотя однажды уступил настояниям жены и отнес туда на хранение трехмесячное жалование. Теперь его мысли то и дело перескакивали на эту сумму – он гнал их подальше, пытаясь думать о том, как же он умудрился проиграть столь большие деньги. Какие именно, он не знал – учета проигранным деньгам давно не велось, а играл он, как ему казалось, по маленькой.
Обычно он клал деньги или в ящик стола, который всегда запирал, или в столь же тщательно запиравшийся потайной шкафчик внутри стенного шкафа. Он искренне считал, что любых людей, даже домашних, нельзя провоцировать на нехорошие поступки, а потому не нужно давать им даже минимальную возможность присвоить деньги. Или подумать об этом.
На столе лежала немалая сумма – около тысячи на ассигнации и шестьдесят золотых империалов. Это, как только что выяснилось, были все его наличные средства. Правда, скоро предвиделось жалование – однако Ксенофонта Ильича беспокоили масштабные планы супруги на летние каникулы. Анна Мария была намерена съездить летом в Ниццу, что, безусловно, требовало существенных расходов. Супруга была в Ницце лишь однажды, в ранней юности, и всегда с упоением вспоминала роскошный особняк на берегу моря, в котором они жили с родителями. Сейчас она рассчитывала на ничуть не худшие условия, чем тогда. Чем несказанно пугала мужа.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу