Сергей Попов - Виселица для жирафа. Иронический детектив

Сказано – сделано. Я спускаюсь вниз, покупаю «бомбу», грею её на водяной бане, то есть в кастрюле с кипятком, пью, давясь горячим газом, и немедленно несусь в поликлинику, которая, слава Богу, находится от меня через два дома. Грелка с горячей водой обжигает мне подмышку. В процедурном кабинете у меня фиксируют температуру 38,9 градусов, а терапевт, едва заслышав о том, что у меня вдобавок к температуре ещё наблюдается метеоризм, машет на меня руками, как на прокаженного, немедленно отсылает еще к какому-то врачу. Тот просит спустить брюки, пытается вставить мне в задний проход какой-то инструмент, кажется, калоскоп, как вдруг!.. В общем, любопытного врача как ветром сдуло. Он, можно сказать, впечатался в стену, держа в руках свой калоскоп. В панике врач обхватил руками голову: «Молодой человек, да у вас тот самый вирус, который сейчас свирепствует в городе. Я запрещаю вам выходить из дома. Это, во-первых. А во-вторых, срочно сообщите мне, с кем вы в последние дни были в тесном контакте?» И вот тут я выпалил: «С капитаном Баталиным!» И назвал его место работы. Врач вытянулся по струнке. «Передайте капитану Баталину, – сурово приказал он, – что он должен доставить свой кал в нашу поликлинику в течение 24 часов. В противном случае мы его из-под земли найдем, хотя он и офицер спецслужб. С вирусологами не шутят!»

Я не шагал, я летел домой. Я сидел над телефоном, наверное, как курица сидит на яйцах, ждал звонка своего шефа, и, наконец, он раздался:

– Болеешь?

– Так точно, товарищ капитан.

– Медицинская справка есть?

– Так точно, товарищ капитан.

– Кем выдана?

– Районной поликлиникой.

– Не действительна. Пусть наша ведомственная санчасть зафиксирует твою нетрудоспособность. Так что руки в ноги и марш в нашу медсанчасть.

– Никак нет, товарищ капитан. Мне запрещено выходить из дома. Это, во-первых. А во-вторых, вам, товарищ капитан, следует прекратить поиск врагов и в течение 24 часов доставить свой кал в мою районную поликлинику.

– Почему нужен именно мой кал? – удивленно спросил Баталин.

– А вы последний были со мной в контакте. И для убедительности я добавил:

– С вирусологами не шутят. Они вас и под землей найдут.

На другом конце провода раздалась матерная брань, а потом короткие гудки.

До разговора со своим начальником я был уверен, что испытаю радость оттого, что так подшутил над ним. Но когда я повесил трубку, то радости не было. Напротив, в душе поселилась тревога, какое-то саднящее беспокойство, скрыться от которого было нельзя. Я знал, что это состояние, появившееся в душе, предвестник большой беды. Впервые оно у меня появилось, когда заболела мать – она так и не выздоровела. Второй раз, когда ко мне и двум моим друзьям подошли в парке трое таких же подростков и вполне миролюбиво попросили показать им, где здесь стадион, а лучше проводить. Мы шли, мирно болтали о всякой всячине, а у меня точно так же противно саднило в душе. И, как оказалось, не зря. На стадионе нас поджидала целая шобла, человек двадцать. У нас отняли все: деньги, вещи, то есть раздели до трусов, да еще надавали по шее так, что пришлось брать бюллетень. В третий раз это чувство посетило меня где-то дня за два до внезапной смерти отца. И вот теперь оно возникло в моей душе снова. Я знал, нет, я был уверен, что ничего хорошего за этим не последует.

Мысль невольно переключилась на виновницу моих грядущих бед – убитую режиссершу. Я был уверен, что началом неприятностей послужила именно она, точнее, ее жуткая смерть. Ну, в самом деле, зачем было убивать женщину так зверски перерезать горло ножом? Зачем это делать с подчеркнутым театральным эффектом? Убийца свесился вниз головой в проеме окна и резанул ее в момент произнесения лирического монолога. А главное, для чего все это кошмарное действо было умышленно развернуто на глазах у труппы? Допустим, по какой-то причине захотели ликвидировать главрежа, так почему не сделать это при помощи снайпера или наемных убийц где-нибудь в тихой улочке или подъезде? Зачем вся эта буффонада? Напрашивается вывод: убийца или сумасшедший или театрализованная публичная смерть главрежа это какое-то послание. Но тогда кому оно адресовано? Ответить на последний вопрос – продвинуться в расследовании. И вдруг я почувствовал, что невольно пережевываю события, связанные с режиссершей, как во сне пережевывал протянутый ею пирог.

Вечером Янга хохотала до слёз. Она обычно забегала ко мне вечером после работы перед тем, как явиться домой. Говорила домочадцам, что её задержала начальница на час полтора, а сама это время проводила у меня. Такая конспирация с её стороны была необходима, поскольку из дома её не выпускали, заставляли заниматься готовиться к поступлению в институт на следующий год. И что я нашел в этой семнадцатилетней девушке, ещё подростке? Сам не знаю. И тем не менее…