Лариса Соболева - Она всегда с тобой

— Я созвонился с Ксюшей…

— Зачем?

— Просил ее уговорить тебя бросить Стаса и уехать со мной. Считаешь, я не имел права этого делать?

Майя растрогалась, растаяла и… расстроилась, потому что его желание, как и ее, неосуществимо. Она приложила ладонь к щеке Бориса, поцеловала его нежно в уголок губ и вздохнула:

— Имеешь. Конечно, имеешь. Но я не имею права.

— Ладно, отставили сантименты. И что с курьершей?

— Если коротко, она купила эту страшную картину, а художник ее запомнил и набросал портрет. Прекрасно нарисовал…

— Покажи.

— Ксюша забрала, чтобы художник сравнил с фотографией курьерши, ее отпечатал для меня охранник…

Наконец-то Борис получил повод поговорить с Майей на щепетильные темы, которые не мог затронуть раньше из-за обещания Ксюше:

— Почему ты ничего не говорила мне про охранника и то, что есть фотографии курьера? Ты мне не доверяешь?

— О боже! Боря, какую чушь ты сейчас смолол! Смотреть там нечего, лицо закрывают очки, шляпа и шарф. Я просто не придала значения… Ну, если так хочешь, могу показать одно фото в полный рост, там вообще ничего не видно.

Она потянулась за сумочкой, лежавшей на кресле, достала сложенный вчетверо лист. Когда Борис развернул его, на некоторое время застыл примерно как соседка, видя страстные поцелуи в прихожей. Он настолько внимательно смотрел на фото, даже брови сдвинул, что у Майи появилась маленькая надежда:

— Ты что… узнал эту женщину?

— Нет, — спокойно сказал Борис. — Просто копаюсь в памяти, где я видел эту фигуру в этом балахоне и этой шляпе.

— Ну и как? Откопал?

Отложив лист в сторону как нечто ненужное, неинтересное, он обнял Майю, поцеловав, сказал:

— Давай об этом поговорим потом. Если останется время.

— Хорошо, — прошептала она.

Наверное, платоническая любовь бывает… В старости. В преклонном возрасте наверняка открываются другие пласты отношений, сближают другие мотивы. А у Бориса с Майей кровь кипит, когда им удается остаться наедине, это как реванш за то, что судьба подбросила им не тех и не тогда.

* * *

Ксюша потянулась, вытянув вверх руки насколько возможно, но это невозможно, у машины, даже такой большой, есть предел объема. Пришлось развести руки в стороны, но с одной стороны локоть сразу уперся в дверцу, с другой стороны — в Михаила.

— Вы проснулись, мадам? — заворковал он.

Ксюша покосилась на партнера по шпионскому хобби, до сих пор не понимая: то ли шутит этот длинный сталевар, то ли такова у него манера клинья клеить. Так и не разобравшись, а она любит ясность во всем, буркнула:

— Да не спала я. Дремала. Здесь поспишь, как же! В экспедициях чуть ли не на голой земле приходится ночевать, но там условия походные, приехала домой — и тут отдыхаю в автомобиле. Звонят тебе, не слышишь?

Действительно не слышал. Залюбовался неземной красотой минимум в сто килограмм, к тому же независимой. Она и спит в машине независимо, а когда бодрствует — тем более независима. Разумеется, Ксюше в голову не приходит заигрывать с Мишей, навязываться ему, а он как индивид мужского пола, запертый в пространство джипа с дамой, инициативу взял в свои руки. Разве помешает ни к чему не обязывающий адюльтер? Но дама попалась малость заторможенная, ни фига не понимает… или делает вид, что не понимает — тогда его дело худо.

— А да! — спохватился Михаил, машинально поднес к уху трубку, потом включил громкую связь и для Ксюши. — Слушаю.

— Майя уезжает, — раздался голос Бориса. — Стойте и ждите меня, сейчас прибегу.

— Что-то случилось? — догадалась Ксюша.

— Ждите.

Когда послышались гудки, она выдохнула, смешно надув щеки, что говорило о недовольстве, как уже успел изучить ее Миша. Ксюша забарабанила по сумочке на коленях пальцами, вскоре последовала и тирада:

— Вот терпеть не могу, когда недоговаривают! Сразу нельзя сказать, в чем дело? Ведь ясно: что-то поменялось на их территории. Но нет: ждите!

— Не разоряйся. Вон Майка выезжает… С парковок никто не трогается… и не едет за ней. Сейчас прискачет и наш Ромео.

— Для Ромео он сильно старенький.

Дело близилось к ночи, а сумерки не самое лучшее время для наблюдений, все очертания тонут в наступающей темноте. И въезд во двор Бориса растушевали сумерки, сравняли с общей атмосферой, только фары проезжающих автомобилей резко били по глазам до слепоты ярким светом. Фонари начали зажигаться, но толку пока от них мало, они еле тлели. Все же парочка в джипе разглядела Бориса, стоило тому появиться на улице. Михаил ступил одной ногой на тротуар, вылез наполовину из салона, крикнув: