Дарья Кожевникова - Исповедь Цирцеи

Поднявшись по лестнице, Аглая отперла входную дверь. Из кухни лился свет, оттуда же доносились звуки работающего телевизора и несло табачным дымом.

— Ромка! — Разувшись, Аглая прямиком направилась в кухню. — Ты бы хоть форточку открыл, что ли?

— Айка! — Ромка сидел у стола в кресле-каталке. И по глазам брата Аглая тут же поняла, что он пьян. Опять! В который раз за последнее время…

— Что, Никита к нам заходил? — перегнувшись через стол, Аглая повернула ручку и толкнула оконную створку. Никита был единственным Ромкиным другом, который не забыл про него, как все прочие, после того как с братом случилась беда. И иногда выкраивал время для того, чтобы его навестить. Правда, случалось это нечасто — у Никиты были свои дела, свой ритм жизни, свои заботы, обычный жизненный водоворот. Аглая все это понимала и была благодарна Никите даже за те редкие вечера, которые тот мог выкроить для ее брата.

— Нет! — мотнул головой Ромка.

— Тогда откуда водку взял? — Аглая изобличающе кивнула на почти пустую бутылку, стоявшую на столе.

— Соседа попросил! — огрызнулся Ромка.

— И что, пил один?

Лучше бы не спрашивала! Аглая сразу же осознала свою оплошность, глядя на то, как взвился Ромка:

— Да какое там один?! Ты что, не видишь: у нас же полный дом гостей?! Вот и сидим, веселимся! Ха-ха!

— Ромка! — Аглая попыталась его обнять, но он ее оттолкнул. Скрипнул зубами. Двадцатишестилетний парень, вот уже три года прикованный, словно цепью, к квартире.

— Ромка, — Аглая едва не улетела от его толчка, но успела ухватиться рукой за стол. Поврежденную ногу резануло болью. Поморщившись, она осторожно опустилась на пол, глядя на брата снизу вверх. Спросила примирительно: — Ну чего ты? Я же только спросила.

— А я только ответил. — Ромка отвернулся к окну. — Иди, сестренка. Ты устала, с работы пришла. Да и погулять успела по пути домой, как я вижу.

Заметил, поняла Аглая. Даром что сам пьян. И, судя по горечи в его голосе, оправдываться сейчас перед ним бесполезно: он еще больше распсихуется. Целыми днями сидит один в четырех стенах. Это главная причина, по которой Аглая старалась собрать деньги ему на операцию как можно скорее: Ромка опасно приблизился к той грани, за которой начинается деградация отчаявшегося человека. Когда он отталкивает от себя всех и отпускает все тормоза. А потом — либо сопьется, либо однажды дотянется-таки на руках до открытого окна на их четвертом этаже… Одна такая попытка уже была около года назад. Тогда Аглая успела вернуться домой. И оттащила брата от окна. И долго, рыдая, объясняла ему, что он для нее — не обуза, а единственный родной человек, который по-прежнему очень ей нужен. Вроде убедила. Но надолго ли? Если сама своими поздними возвращениями домой нередко демонстрирует ему обратное?.. Не удержавшись, Аглая всхлипнула. А потом расплакалась, сидя на полу и прижавшись щекой к колесу Ромкиной каталки.

— Айка… Ты что? — опешил брат.

— Так… Неприятности на работе, — выдавила она.

— Ну что ты, — смутившись, Ромка стал гладить ее ладонью по голове. — Я же не знал… Работница ты моя, кормилица. Что случилось? Кто тебя обидел?

Услышав последний вопрос, Аглая расплакалась еще громче. «Кто тебя обидел?» Эти слова ей были знакомы с ранних детских лет. В садике ли, во дворе ли, потом в школе, Ромка задавал ей этот вопрос всегда, если видел, что она чем-то расстроена. И если оказывалось, что ее действительно обидели, то обидчику приходилось несладко… Впрочем, зная, что у нее есть заступник, Аглаю редко кто задевал… И вот теперь, уже не в силах ничем ей помочь, Ромка снова задал этот вопрос сестренке. Как же горько слышать его! Горько и больно за брата.

— Никто… Так, с начальницей поругались, — выдохнула Аглая сквозь слезы. — Ничего, ерунда. Просто настроение испортилось.

— Ну, ладно. Бывает, Айка. — Ромка продолжал ласково гладить ее по голове.

— Бывает, — согласилась она и, приподнявшись, обвила руками его шею, уткнулась лицом в грудь. И вздохнула, словно опять возвращаясь в детство: — Как все-таки хорошо, что ты у меня есть.

— Ладно, Айка. — Ромка помрачнел и, похлопав ее по спине, легонько отстранил от себя. — Будет тебе уже.

— Сейчас руки вымою и стол накрою к ужину. — Почувствовав, что снова чем-то его задела, Аглая послушно поднялась.

— Ты как хочешь, а мне ничего не надо, — ответил он. — Времени-то уже…

— Батюшки! — ахнула Аглая, взглянув на часы. — Почти три…

— Вот-вот, — кивнул Ромка. — А тебе завтра на работу.