Алексей Ракитин - Лекарство от долгой жизни

Домой Алексей Иванович вернулся совершенно разбитым и притом с чудовищной мигренью. Однако спуску себе не дал: распряг возок, увёл кобылку в конюшню, насыпал в ясли зерна, дал напиться, поговорил с нею немного. Лошадь самое умное животное в доме, с нею совершенно необходимо разговаривать. Тем более что этот день Шумилов немало заставил её пострадать на солнцепёке. Зайдя в сарай с инструментом, Алексей взял лопату и отнёс её в возок. В самом деле, сколько можно разгребать землю руками? Лишь после этого он зашёл в дом, сбросил грязную одежду, умылся и как был, с голым торсом, отправился в летнюю кухню через двор. Там поел холодных вареников с вишней и выпил два стакана домашнего вина. Головная боль как будто бы отступила.

Выйдя в сад, в его дальнем углу, условно называемом пасекой, он отыскал родителей. Несколько лет назад отец увлёкся пчеловодством, купил три пчелиных семьи и ульи для них. Он с удовольствием тратил время на возню с этим хозяйством, не преследуя при этом никакого коммерческого интереса: работа с пчёлами была для него своего рода отдохновением души. Сейчас он с сеткой на лице проверял рамки, а матушка читала ему газеты, расположившись в шезлонге поодаль. При появлении Алексея она прекратила чтение и повернулась к нему:

— Лёшенька, на тебе лица нет, почернел весь! Ты здоров?

— Как индийский слон! — ответил Алексей, присаживаясь подле неё. — Мне завтра утром опять понадобится возок. Я воспользуюсь вашим, вы не возражаете?

Анна Никифоровна только пожала плечами и посмотрела на мужа, дескать, как тот скажет. Иван Васильевич с ответом не поспешил; он аккуратно вставил рамку на место, затем закрыл улей крышкой, отступил от него и только после этого отбросил с лица сетку.

— Я разговаривал с Мишей, — коротко уронил он вместо ответа. Фразу следовало понимать так, что он пообщался со своим братом Михаилом Васильевичем.

Алексей догадался, о чём пойдёт разговор, но ничего не сказал, предоставляя отцу возможность высказаться самостоятельно.

— Миша рассказал мне о том, что ты с ним встречался и решал какие-то там вопросы, — продолжил после паузы Иван Васильевич. — Произошло нечто, о чём мы не знаем?

— Можно сказать, да, — кивнул Алексей. — Как вы помните, Серёжа предложил мне организовать сделку по покупке земли местной богачкой, госпожой Максименко. Когда я занялся этим вопросом, у меня возникли подозрения, что меня желают использовать «втёмную». Другими словами, с помощью моих услуг госпожа Максименко желала бы обмануть третье лицо. Я счёл сие недопустимым.

— И что же? — спросил отец.

— Я предпринял некоторые шаги, чтобы мошенничество не состоялось.

— Лёшенька, может тебе отойти от этого дела? — предложила мать. — Не мешайся в него. Ну, их, миллионщиков этих. У них ни ума, ни совести! Не тягайся с ними. И нам спокойнее будет.

— Брательник-то, старший, хорош! — буркнул Иван Васильевич. — Втравил, значит, Лёшку, а сам в Тулу усвистал. Ай, молоде-е-ец! Я ему письмецо-то отпишу! Ишь, хитрован какой!

— Знаешь, мама, я так тебе скажу, — заговорил Алексей. — Ты любишь мои рассказы слушать про то, как я в Питере то одного мошенника разоблачу, то другого поймаю. Но я ведь объявлений в газеты не даю и никого к себе не зазываю. Люди сами ко мне идут со своими рассказами и просьбой помочь. Я так понимаю, что у Бога на мой счёт есть какой-то план.

— Какой такой план? — не поняла матушка.

— Раз вокруг меня на каждом шагу возникают такие случаи, значит, я не вправе делать вид, будто их не замечаю. Я так думаю, Бог хочет, чтобы я их замечал. Может, это единственный для меня шанс делать добрые дела в моей жизни. Когда на Страшном Суде будут взвешивать всё, содеянное каждым из нас, может, именно эти поступки мне и зачтутся.

— Лёшенька, они ведь тебя погубить могут, — неожиданно зашептала мать. — Для них, для купчин-то, правила неписаны! И напасть из-за угла могут, и отомстить коварно. На дуэли-то такие люди не вызывают!

— Знаете, маменька, а вот этого я вообще не боюсь. Коли Бог не попустит, так волос с головы моей не упадёт.

— Да что ты всё на Бога-то киваешь! Ты сам-то не плошай! Что ты делаешь-то! — почти закричала на сына мать, но тут неожиданно сурово её осадил отец:

— Слышь, Никифоровна, ты тут не выступай! Твой сын взрослый мужчина. И цену слову знает. Когда я на Крымскую войну отправлялся, ты у меня на стремени висела, позорище устроила! Все шли воевать и ни у кого жена такого не вытворяла. Перед людьми стыдно было! До сих пор в холодном поту просыпаюсь, ежели сцена эта приснится и вспоминаю, как Сашка Охлобыстин надо мной смеялся опосля! А я ничего, вернулся живой… И дырки в шкуре заросли. Здоровее только стал! Так что кончай тут свои бабские сантименты разводить! Сказала раз, сказала два, теперь всё, ша!