Анжелика Лавицкая: Лоботомия. Роман

– Да. Приготовишь мне отдельную палату? – мне приходится сводить всё на шутку, чтобы он ничего не понял и в самом деле не запер где-нибудь здесь, в палате, навсегда.

– Дома совсем не ждут? Вышла бы замуж, что ли, – он соглашается с моим решением, мы идём вместе. Да, кроме Фимки, меня никто не ждёт, надеюсь, он мне простит это и не разнесет квартиру за ночь.

Женщина спокойна. Она смотрит впереди себя, она кажется неподвижной, замершей, как будто перед ее глазами прокручиваются кадры фильма, где горит издательство, где показаны все десять лет работы, где сгорают рукописи, где мы с ней встречаемся…

Дверь открывается, тусклый свет, который слегка синего оттенка из-за стен, проливается на нас.

– Как вас зовут? – забирая у Кольки ручки коляски, я смотрю впереди себя и чувствую какую-то неизвестную мне до этого власть над человеком, над этой несчастной женщиной, оттого и голос мой почти командный.

– Анна Горц, – довольно улыбаюсь, она ответила так, будто ее привели на эшафот. Теперь мне становится ясно, что это не просто ошибка, всё было подстроено специально.

Красная плитка магазинного пола. Вздох. Всё же интересно работают сплетни: от литературы я очень далека, как далека другая галактика от нашей планеты, я от неё так же далека, как от астрономии и физики, но мне всё известно про Анну Горц.

Сегодня возьму клубничный йогурт, не помню, какой был вчера. После того дня моя рассеянность то и дело берет надо мной верх. Да и вообще у меня депрессия – мало было старых сапог с потертыми носками, теперь у меня ещё и порванный пуховик. Нет, конечно, рукав мне удалось зашить, но с моими способностями… В общем, мне нужен новый пуховик, но сейчас не об этом.

Инга отпикивает всё то, что мной куплено, в том числе и йогурт, а я молчу и думаю о Васе. Он умер.

– У вас снова кто-то убился? Чего такая понурая? – Инга вырывает меня из мыслей.

– Убился? Нет. Умер, – складывая в пакет свои покупки, отвечаю я.

– Странная у тебя работа, я бы уже уволилась, – продолжает она.

– Я бы тоже, – отвечаю и ухожу.

За порванный рукав куртки должен был кто-то ответить, за мою паранойю – выходить с работы и оглядываться постоянно по сторонам – должен был кто-то заплатить.

– Тебя вычислили, Вася. Я сказала, что ты умер, – говорила я ему.

Паника охватила его в то же мгновение: вскочив с кровати он несколько секунд простоял смотря в пол, после чего начал ходить от кровати к окну и обратно, держась за подбородок и по-прежнему смотря в пол. Так продолжалось несколько минут, а я сидела на его койке и ждала, когда он заговорит. Он остановился напротив меня, лицо его выражало полную обречённость, но когда наши глаза встретились, стало ясно, что как раз на меня он смотрит с большой надеждой, будто перед ним – ключ к разрешению его проблем.

Опустившись, наконец, рядом со мной, он начал спрашивать, что ему теперь делать. Да, так и спрашивал:

– Что теперь делать?! – охватывая голову руками, бледнея с каждым мгновение, трясясь так, будто его запихали в морозилку.

Этого я и ждала. Пожав равнодушно плечами, поднимаясь с его кровати, вложив в свой голос все равнодушие, которое у меня имелось, я ответила:

– Придётся умирать, Вась.

Глаза его округлились. Знаю, он ожидал чего-то другого, спасения, например.

– Как же это… Как же это я умереть должен? – на мгновение его речь показалась мне немного театральной, несмотря на то, что в театре я никогда не была. Другими словами, настоящего ужаса перед смертью в глазах Васи мне разглядеть не удалось. Наверное, он не до конца понимал, что я ему предлагаю, поэтому мне оставалось только добить его своими объяснениями, рассказать кое-что о смерти.

– Сам подумай, – опиравшись локтями на душку его кровати, начала я. – В твоём случае смерть – единственный выход. Сбежать ты отсюда не сможешь, а если и сможешь, то найдут тебя быстро. Рано или поздно за тобой придут сюда, а Иван Иванович, наш главврач, тебя скрывать не будет – выдаст с потрохами. – Обрисовав ему безвыходность этой ситуации, мне оставалось только повторить ранее сказанное: – Придётся умирать, Вась.

Он сидел, как обычно сидят возбуждённые дебилы, которые ещё не утратили способности более-менее мыслить: глаза были живыми, по лицу было видно, что он осмысливает сказанное мной и рад бы это оспорить, но аргументов в противовес не находилось. Мне прекрасно известно, как издевается мания преследования над своими жертвами, Вася тут был такой не один, я успела насмотреться на всё это.