Лариса Соболева: Синий, белый, красный, желтый

— Ну, нет, Нинка. Все, что хочешь, бери, но Славка мой. Вон с Мишкой заводи детей, сколько пожелаешь.

— Понимаешь, Долли, — погрустнела Нина, — не так все просто. Глеб забрал у меня все чувства, боюсь, я не смогу дать другому человеку счастье. Он был для меня эталоном. Мне нравилось, как он ест, одевается, говорит, как он держится, даже когда он бывал резок, мне тоже это нравилось. С ним я ощущала себя на равных и просто бабой, которая способна кинуть ради него все на свете, уйти в пустыню.

— Неужели у тебя не прошло?.. — ахнула Долли, схватившись за сердце. Странности Нины не переставали ее удивлять. — Как можно любить Глеба после того, что случилось? И предал, и втянул в мерзкую историю…

— Прошло — не прошло, это уже не имеет значения. Я отрезала Глеба навсегда, для меня он умер. А Мишка… он же никакой. Я возьму над ним верх, и что будет? Подкаблучник? Я хочу на равных.

— Я бы не сказала, что он никакой, — выступила в защиту Миши Долли. — Если бы ты видела его на даче, ты бы тоже так не сказала. Ну, молчун, ну, увалень. Это еще не повод говорить о нем «никакой». Да и с чего ты решила, что возьмешь над ним верх? В тихом омуте черти водятся. Ты, конечно, сама черт в юбке, но Мишка тебя скрутит, я почему-то уверена. И тебе он нужен. Ты не я, одна жить не сможешь. А с твоими заходами опять попадешь на гнусного типа. Так что, подруга, забирай мужика. Если бы мне такой попался, я бы, возможно, пересмотрела свои убеждения.

— А почему это мы решаем то, чего нет? — воскликнула Нина, повеселев. — Мишка не делал мне предложения, поэтому обсуждать нечего. Пойдем лучше в зал, выпьем ликерчика за сделку с Пашей, закусим корзиночками и съедим парочку блюд.

— И то верно, — согласилась Долли, вставая со стула. — Только ликер не люблю, я коньяку выпью. Немного. Завтра суббота, Славку забираю на два дня, я уже в детдоме своя. От меня не должно нести перегаром. А съем я сегодня… мясо по-бургундски. И салат «Мистерия». Не откажусь от рыбки. О, как я обожаю рыбу…

Просидели в зале полтора часа, болтали, вспоминали. Видимо, от темы «господин К.» им долго не избавиться. Потом к ним за стол подсел Миша. Со стаканом сока! Захмелевшая Нина уставилась на него оценивающим взглядом. Он опустил глаза в стакан, вертел его, изредка отпивал и молчал. Вот так всегда: молчит как немой. Долли вдруг вспомнила, что у нее неотложное дело, подскочила и унеслась. Безусловно, дел полно в девять часов вечера! Очевидно, Миша подумал об этом, посему ухмыльнулся.

— Ты что-то сказал? — спросила Нина, обрадовавшись хоть какому-то движению с его стороны.

— Ничего, — ответил он. — Почему Долли убежала?

— Оставила нас наедине, — намекнула Нина.

Намек остался намеком, Миша его не понял или не захотел понять. Нина хотела было разозлиться и послать его к черту, как вдруг прибежала повариха. В зал поварихам выходить категорически запрещено, значит, случилось нечто экстраординарное. Повариха шепнула Нине пару слов на ухо, та сорвалась с места и понеслась на кухню.

— Ты куда, Нина? — догнал ее вопрос Миши.

— Я сейчас приду, подожди.

Взмыленный Паша Кореец ждал ее в кабинете.

— Менты на хвосте. Нина…

— Оброк! Пятипроцентный оброк.

— Снимаю.

— На всю жизнь освобождай меня от оброка, — поставила она условие.

— Всегда подозревал в тебе зачатки разбойницы.

— Паша, время, — показала Нина на часы.

— Ладно, ладно, — поднял он вверх руки, — сдаюсь. Никогда не буду облагать твое кафе налогом. Да спрячь меня, ведь звонят.

— Пашенька, за аннулирование оброка я тебя беречь буду, чтобы на твое место не встал какой-нибудь новый Паша Кореец, который не будет так щедр.

Нина посадила его в погреб, который вырыли в кладовке, а сверху кинула кусок ковра. После этого она переговорила с полицейскими. Паша Кореец? Да, знаю, но в последнее время и в глаза его не видела. Обязательно сообщит, как только он появится. Полиция заглянула в зал и на кухню, на том и завершила свой визит. Нина вернулась к Мише:

— На чем мы остановились?

— На том, что Долли оставила нас наедине, — подсказал он.

И замолчал. Нина припомнила все, что с ней приключилось. Собственно, она постоянно об этом думает, постоянно. И в этой истории Мишка сыграл не последнюю роль. А ведь его никто не заставлял помогать ей, никто не заставлял опекать ее. Мало того, никто даже не просил об этом. Взгляд Нины, направленный на него, потеплел, а он молчал. Ну, сказал бы: так и так, Нина, давай попробуем. Она бы согласилась… наверное. На что согласилась бы? Переспать с ним? Да Мишка сроду не решится ляпнуть такое в лоб. И зря. Самой, что ли, предлагать? Кажется, так и придется делать. В конце концов, пора менять свою жизнь, зачеркнуть старую, убить память. А память убить можно только с помощью друга… Долли права: чем плох Мишка? Он не будет за ее спиной заводить романы, и вряд ли она услышит от него: «Прости, Нинка, я люблю другую». Да, он надежный. Значит, инициативу надо брать в свои руки и действовать с ним, как Валентина. Она предложила: