Владимир Кашин - Чужое оружие. По ту сторону добра. Следы на воде

— Да ничего, — согласился Коваль.

Была надежда, что вдруг убийца Чайкуна продаст шкурки, взятые в лодке своей жертвы, именно через Нюрку. Профессиональное чутье подсказывало, что сторожиха чем-то связана с трагическим происшествием в плавнях или, по крайней мере, знает о многом.

Конечно, на свежих шкурках никаких отпечатков не будет. Иначе все было бы очень просто. Следы остаются на обезжиренных предметах: стекле, дереве, ткани и тому подобных. Правда, криминалистическая наука тоже не стоит на месте. Коваль знал, что в научно-исследовательском институте милиции разработан новый метод вакуумного напыления слабых следов, что дает возможность выявить отпечатки пальцев даже на крупнозернистом кирпиче.

Может, удастся найти того, кто даст эти шкурки сторожихе. Но и это не все. На бортах лодки Чайкуна остались ворсинки убитых ондатр. Возможно, что эти ворсинки окажутся от тех шкурок, которые он достанет, и это посчастливится установить.

Такие соображения подбадривали Коваля. Должен был использовать малейшую зацепку. «Если не пригодятся для доказательства, то хоть шапка будет», — утешил он себя.

— У кого же спросить? — вслух подумала Даниловна.

— А может, у Нюрки? — подсказал Коваль.

— О-о! Нюрка-то знает, где взять… Только не хочется кланяться ей.

— Марина Даниловна, святое дело сделаете! — умоляюще попросил Дмитрий Иванович.

Он был уверен, что шкурки, которые его интересуют, пройдут через Нюркины руки, — не станет рыбинспектор, если он добыл ондатру, сам продавать, удобней всего через сторожиху. Она и покупателя найдет, и тайну сохранит. Наверное, и другие браконьеры не обходят Нюрку.

— Только для вас, Дмитрий Иванович! — вздохнула Даниловна. — Глаза бы мои не видели этой заразы!

— Чего вы так? — насторожился Коваль.

— Нечестный она человек! — взорвалась Даниловна. — Подлая!

Он не стал расспрашивать. Чего доброго, еще откажется от обещания. Нужно было изменить тему разговора.

— А почему ее квартирантка Валентина всегда в чулках ходит? — спросил он. — В самую жару…

Даниловна недоуменно глянула на Коваля. Она только что собиралась выместить на пакостной Нюрке свою злость, а он ее будто на бегу остановил.

— Валька? Да у нее ноги волосатые! Разве не видно? Людей стыдится.

— Вот оно что! — вскинул брови Коваль и задумался. — Знаете, Марина Даниловна, раз такое трудное дело, то поспрашивайте у других. Или обойдусь уже и без новой шапки. Похожу в старой.

— Нет, — возразила Даниловна, — если обещала, спрошу. Ради вас, Дмитрий Иванович. Шкурки сейчас, наверно, кроме нее, никто и не найдет… А если невыделанные попадутся?

— Можно и невыделанные.

— Тогда это проще, — обрадовалась Даниловна.

— Знаю в Киеве скорняка. Такие мягонькие делает, любо-дорого смотреть. Пусть будут сырые, недавно снятые. Даже лучше. Я их отошлю, и мне вычинят. Только не говорите, что для меня. Придумайте что-нибудь… Хотите кому-то послать или еще что-нибудь… Может, в Киев, дочке…

— Хорошо, — кивнула Даниловна. — Нарядим вас в шапку, Дмитрий Иванович.

Наконец-то! Коваль взял у Даниловны сверток и, положив на стол, осторожно развернул. В старой газете лежали шкурки ондатры. Уселся и, перекладывая одну за другой, стал рассматривать.

Даниловна все еще стояла возле порога.

— Да вы проходите, садитесь, — не отрываясь от своего занятия, сказал Коваль.

Конечно, невооруженным глазом на шкурках ничего не увидишь, разве только то, что они невыделанные и с внутренней стороны покрыты довольно толстым, посыпанным солью слоем жира. На нем же, как известно, следов от прикосновения рук не остается. Это когда шкурка пройдет выделку, разве что тогда на ней могут обозначиться отпечатки. Да и то уже того, кто вычинял. А это может быть совсем не тот человек, который подстрелил или поймал зверька. Определить, кто свежевал, можно «по почерку», но не всегда. Почти все снимают шкурку «чулком». Правда, один снимает с головкой, другой — без нее, по-разному обрезают шкурку и на лапках, но вариантов немного, и выводы признаются вероятными, а не доказательными.

А ворсинки из лодки Чайкуна? Может, с ними повезет? Как говорят, поймал не поймал, а погнаться можно…

— Сколько платить, Марина Даниловна?

— Восемьдесят рублей.

— Не так уж дорого.

— Но их еще нужно вычинить, Дмитрий Иванович! Выделанные дороже.

Коваль вытащил бумажник, отсчитал деньги. Подумал, что придется отправить Наталке телеграмму — пускай пришлет рублей сто. За свою жизнь он скопил немного — всего несколько сотен лежало у него на сберегательной книжке. Последнюю пенсию на всякий случай оставил у себя в столе.