Владимир Кашин - Чужое оружие. По ту сторону добра. Следы на воде

Коваль представил себе Настю, видел ее на базаре, кто-то уже показывал. И вдруг почувствовал, как люди Лиманского и их жизнь становятся и его жизнью.

Сидя сейчас в лодке среди сказочных зарослей кувшинок и посматривая на одинокую печальную цаплю, которая как изваяние продолжала стоять на одной ноге на фоне почерневшего под вечер камыша, Коваль подумал, что в течение последнего года его мучило не увольнение со службы, а отстранение от судеб человеческих. Он словно бы очутился в глухом, безлюдном мире, который сейчас начал понемногу оживать…

Андрей Комышан приехал утром с дежурства взвинченный и какой-то взъерошенный. Такое случалось с ним в последнее время часто, и Настя тогда старалась не попадаться ему под руку, хотя и знала, что, если захочет, все равно справится с ним и настоит на своем.

— Чего тебе? — буркнул он устало, когда Настя подошла к нему.

— Иван приходил.

— Ну и что? — Андрей сердито глянул на жену. Она стояла перед ним — красивая, гордая, мягкий овал ее лица удивлял неожиданной упрямой ямочкой на подбородке, аккуратно заплетенная большая русая коса, за которую он в хорошую минуту называл ее русалкой, лежала на груди. Но сейчас Комышана не взволновал ни приятный овал лица, ни чудесная Настина коса. Глаза ее, большие, голубые, которые могли неожиданно стать темными, как вода в лимане перед штормом, сейчас голубели, и Андрей успокоился, хотя и пробурчал недовольно, с нарочитостью: — Ну приходил. Чего ему?!

— Петра завтра хоронят… О сиротах поговорить нужно, собраться всем…

— А что говорить? Или обеднели Чайкуны? У Ирки добра полная хата, машина… Петро постарался… На похороны помогу, как же, родственник…

Андрей отвернулся и начал раздеваться, собираясь поспать после ночного дежурства.

— Милиция шастает по всему Лиманскому, — сказала Настя и тоже села на расстеленную кровать. — Слышал?

— Ну и дурная! При чем тут Лиманское? Петра сюда водой принесло. Пускай в Белозерке поищут.

— Он рыбачил в наших плавнях… В него стреляли в субботу, в ночь, когда ты ездил в Херсон.

— Ага, — подтвердил Андрей. — Мне это известно.

— Ты в Херсоне был, а Юрась ходил в плавни на твоей лодке и с твоим ружьем. А из него убит Петро. Так говорят…

— Какие глупости! По-твоему, Юрась в него стрелял? Привет! — разозлился Андрей. — Ему-то зачем? Все выдумки родичей. Откуда они знают, из какого ружья выстрелили? Прослышали, что Юрась ездил с моим ружьем, узнали, что в мое дежурство в журнале не записано, что в ту ночь я выполнял поручение начальника в Херсоне, вот и пустили слух. А брехня не ходит пешком, на крыльях летает.

— Но говорят, милиция уже установила, что из твоего ружья.

— Никто не установил. Услышали, что милиция взяла на экспертизу, вот и плетут невесть что. Мне никто ничего не сказал.

Комышан снял сапоги, докурил сигарету и сел рядом с женой.

— Подрался твой Петро с кем-нибудь, водился со всякими подонками. Полез в чужие сети и ловушки. Вот его и подстрелили. Больше, чем он, никто в чужие капканы не лазил.

Настя терпеливо слушала мужа. По выражению ее неподвижного лица нельзя было понять, согласна она или нет. Думала свое. В глубине души допускала, что Андрей мог убить в сердцах. Давно враждовал с Чайкунами, и только неотвратимая судьба свела его с нею, Настей. На селе думали, что их брак помирит враждовавшие семьи. Но уже на свадьбе, когда Чайкуны и Комышаны расселись по разным углам, Настя поняла, что нечего и думать о мире и дружбе, и облегченно вздохнула, когда Чайкуны, выпив и не учинив драки, демонстративно покинули гулянье.

Да, Настя знала, что у мужа с Петром были свои старые счеты…

— А чего тебе приспичило ехать в Херсон?

— Сказал же… начальник просил гостей встретить и устроить на отдых в Гопри… Они ночью приехали на машине…

— Твое счастье, а то бы и тебя таскали.

— Как раз собирался дежурить, но когда позвонили, Сирый без меня поехал.

— А Иван говорит, что ты был на воде…

— Дурной твой Иван, так ему и скажи! Дурак, да и только!

— Ну, если люди, которых ты устраивал в Гопри, подтвердят, что был с ними, тогда хорошо.

При этих словах Настя внимательно посмотрела на мужа.

Он понял, что жена не очень верит его словам. Начал раздеваться, устало зевая и показывая, что ему не до разговоров.

— Бедный Юрась, — сказала Настя. Андрей заметил, как ее потемневшие глаза снова заголубели. — Только из армии — и сразу такое…

— Я заплатил за него штраф, чего ты волнуешься! Если бы не Сирый, могло обойтись. Я тоже никого не милую, но различаю, где злостно, а где случайно, впервые человек оступился. Всех стричь под одну гребенку нельзя… А вот Сирый ничего не хочет знать. Свинья! Хотя бы ради нашего служебного авторитета не поднимал скандала! Теперь вишь как чешут языками. Я-то хотел Юрася в инспекцию устроить… Уже договорился…