Вячеслав Денисов - Сумочка из крокодиловой кожи. Криминальный детектив и мелодрамы Кольского полуострова

– Какой яд, Ирина Александровна?

– Сульфат таллия. Весьма забавный элемент! Отравился человек, а через три-четыре дня у него мнимое хорошее самочувствие проявляется. Ходит, веселится, а недельки через две – кувырк, и на том свете окажется.

Павел Николаевич машинально взглянул на картину с зимним пейзажем, которая прикрывала отверстие, разрывающее преграду между двумя комнатами. Он не стал перебивать словоохотливую женщину.

– Ну, так вот, – продолжила она, – Леночка только выбежала, как Ванька-то и упал. Сам он на свой нож наткнулся, никто в том не виноват. Иннушка, конечно, решила, что девчушка его ножиком ударила. А уж когда Татьяна объявилась, та и вовсе поверила, что её дочь этого бугая порешила. Вот так вот, а вы говорите, что женщин хорошо знаете…

– Я не утверждал, – оправдываясь, произнёс Ларин.

– Да бросьте вы, – пробурчала старуха. – Все вы, мужчины, Одинаковы. Только думаете, что знаете нас, женщин, а сами всю жизнь у нас под пятой ходите.

Ирина Александровна устало закрыла глаза и, откинувшись на спинку инвалидной коляски, еле слышно пробормотала.

– А теперь уходите. Мне нужно немного отдохнуть…

Через четверть часа, прощаясь с Татьяной Зиновьевной, Ларин предупредил:

– Говорите только правду! Вашу дочь ни в чём не обвинят.

– Я не знаю, как вас и благодарить, – сквозь слёзы произнесла Лихачёва.

– У вас есть такая возможность, – улыбнувшись, сказал Ларин

– Что вы имеете в виду?

– Иван Никанорович был одиноким человеком?

– Да!

– У него никого нет?

– Конечно.

– Тогда, если можно, отдайте мне его пучеглазого питомца.

– Пирата? – недоумённо переспросила Татьяна Зиновьевна. – Да, ради Бога!

Был полдень, когда Павел Николаевич, сунув за пазуху кота, вышел на улицу.

– Ну что? Боишься? – ласково проговорил он испуганному животному. – А всё-таки, может зря я не назвал малоопытному следователю имя настоящего убийцы? Ах, ты не в курсе, – спохватился Павел Николаевич. – Когда я уходил от этой старой маразматички, задал ещё один вопрос: откуда она знает, что Иван Никанорович принял сульфат таллия? Ты представляешь, что она мне ответила?

Он легонько погладил кота и негромко добавил:

– Какой вы всё-таки непонятливый! Неужели думаете, что я не имела ни малейшего представления о той дряни, которую подмешивала этому паршивцу всякий раз, когда угощала его вином…

Холодный завьюженный город ещё не успел освободиться от сумрачной пелены ночи, когда по одной из его улиц шёл Михаил Степанович Кульмин, симпатичный мужчина сорока лет, крепкого телосложения, невысокий и широкоплечий. Его лицо было бледным, глубоко посаженные глаза выражали полную растерянность. Полы его пальто были расстёгнуты и широко развевались от встречных порывов ветра. Крупные хлопья снега постоянно налипали на ресницы, но, не обращая на них внимания, он продолжал идти быстрым размашистым шагом. На окраине города Кульмин свернул во двор и поднялся на высокое крыльцо трёхэтажного жилого дома. Сначала он стряхнул с себя снег и лишь, потом, придерживая входную дверь, бесшумно вошёл в подъезд.

Чёрный мордастый кот с длинным облезлым хвостом и выпученными сверкающими глазами неожиданно спрыгнул с батареи, угрожающе зашипел и, путаясь под ногами, бросился вниз.

– Чтобы тебя черти разодрали! – незлобно выругался Михаил Степанович и прежде, чем вынуть из кармана ключи, поплевал через левое плечо.

Весь остаток ночи он, как неприкаянный, слонялся по квартире: неоднократно брал с журнального столика вечерние газеты и, бегло просмотрев пару заметок, тут же откладывал их в сторону.

Лишь перед самым рассветом, откинувшись на спинку кресла, он устало закрыл глаза и почти мгновенно заснул, но уже вскоре вновь поднялся и, раздвинув шторы, выглянул в окно.

Было начало восьмого. Метель заметно стихла. По тротуарам, недавно полупустым, теперь торопливо шли хмурые полусонные люди.

После некоторых раздумий Михаил Степанович нерешительно подошёл к телефону и, напрягая память, набрал сложный шестизначный номер.

– Кульмина Светлана Алексеевна? – переспросил незнакомый женский голос.

– Да… – робко произнёс Михаил Степанович.

– Родила мальчика! Рост – пятьдесят четыре. Вес – три восемьсот. Алло… Вы слушаете?

– Да…

– Мамаша и ребёночек чувствуют себя хорошо.

Михаил Степанович хотел ещё о чём-то спросить, но на другом конце провода уже положили трубку.