Владимир Росс - Вор

Чужие стены. Пол паркетный. Шпилем крыша.

Уютно здесь, тепло. Не капает, не дует.

А по ночам в душе скребутся мыши

То отчий домовой по мне тоскует.

Первым делом крестник оценил достоинства отдельной меблированной комнаты с видом на пустырь и потребовал смены утлого диванчика огромной викторианской кроватью, пылящейся в сарае. После трехлетней йоготерапии на продавленной раскладушке счастье представлялось Юрке именно настоящей двуспальной кроватью, с которой, раскинув руки, так легко взмывалось в ночной полет и не свисали, затекая, ноги. Люди в преобладающем большинстве своем до того изнежены, что неделями приспосабливаются к новым условиям. Давит непривычная обстановка, путаются мысли, пропадает сон. С Юркой же все обстояло иначе. Понятие психологического барьера отсутствовало напрочь. Мальчишка не испытывал дискомфорта, видимо, благодаря редкому типу мировосприятия. Сформированное под воздействием непогодных условий и уличной среды, оно заставляло думать в первую очередь о безопасности и целесообразности, а этическую сторону предпринимаемого шага считало телячьим романтизмом. Сапрыкин впитывал радость от надежного комфортного крова полной грудью и ни капли не стыдился своей удачной экспансии, ведь она соответствовала идее – выжить. Через пару лет Юрка прочитает авторитетное мнение о том, что стыд – первый признак сумасшествия и, усмехнувшись, подметит свое душевное здоровье. А пока далекий от фрейдовско-юнговских концепций он просто поступал, как подсказывал ему инстинкт. Напрямую, без словоохотливых посредников.

Разобравшись со своим логовом, Сапрыкин придирчиво осмотрел весь дом, насчитал в телевизоре четыре десятка каналов, окунулся в бассейне, покатал в бильярдной шары и, удовлетворенный, отправился завтракать.

За столом парню приоткрылась разгадка подозрительной щедрости.

– Аквинский, ты видишь то же, что и я? – спросила Ляля, стараясь непринужденно улыбаться.

– Не делай из меня идиота, – Фома недовольно поморщился и тут же глупо подтвердил правоту девушки: – Руки как руки.

Объекты пристального внимания орудовали столовыми приборами с грацией гребца, пытающегося благополучно пройти на каноэ пороги бурной горной реки. Голод для Юрки был не только не теткой, но даже и не троюродной бабушкой.

– Разуй глаза, алкаш! Да это и есть та последняя надежда для Виктора.

– Ну… Учи ученого! – Фома расправился с отбивной и подскочил табакерочным чертиком. – Виктора нема в городе. Они сейчас в столице ход ладят 40 40 Ход ла'дить – сложное понятие, подразумевающее целый ряд мероприятий, нацеленных на распространение и укрепление воровского влияния. «Идеологический фронт работы» включает в себя приобщение преступного люда к понятиям, насаждение воровской субкультуры, а первыми практическими шагами становится создание общака (смотри), черной кассы (смотри) как фундамента для дальнейшего возведения воровской цитадели. Координация всего этого довольно непростого процесса осуществляется в рамках общей стратегии – наработанных действенных мер по преодолению агрессивного противодействия со стороны правоохранительных органов. Ход, как таковой, бывает людским (воровским) и мусорским – в зависимости от того, в чьих руках сосредоточена реальная власть – в городе то, городском районе, зоне или тюрьме. Мусорской ход – это разброд и шатание в рядах преступников, когда каждый сам за себя, вследствие чего правоохранительные структуры, не ощущая жесткого отпора «подопечных», навязывают им выгодные для себя условия и подчиняют своей воле. Людской ход неуловимо близок к воровскому, ибо в основе понятий «людское» и «воровское» лежит одно – «единство и взаимопонимание в преступной среде», позволяющее криминалитету совместными усилиями сдерживать давление милиции или тюремно-лагерной администрации и заставляющие последних идти на максимально возможный компромисс. . Вернется – покажу, а пока хай приживется и себя покажет, – закрыл опасную тему Аквинский и поторопил крестника: – Малой, включай глубинный насос. Чего ковыряешься?! Дела ждать не будут…

Экзамен прошел успешно. Теперь Фома мог взвалить на Юрку подсобную работу и вздохнуть свободней.

Вечером пацан убивал двойную порцию ужина, запирался в своей комнате на замок и вспоминал прошедший день, перебирая промахи и ошибки. Но стоило лечь в постель и зарыться в шелковые простыни, пахнущие Лялькиными руками, тотчас сердечко начинало бешено колотиться, в темноте вспыхивали озорные глаза крестной и попытки самоанализа безнадежно глохли.