Тщательно оберегаемый имидж бил наповал не только торговые ряды. Попадавшиеся на пути знакомые приветствовали пару низким поклоном, и, если Ляля в ответ на почтительный книксен звонко щебетала, то Аквинский лишь слабо кривил уголок рта. Отблеск золотых фикс, удостоверяющий прошлое рискового малого, гармонично вписывался в портрет Фомы сегодняшнего.
Закончив обход последнего ряда, они уже засобирались к выходу, где их на стоянке поджидал вишневый «Опель», как вдруг девушка коброй скользнула в толпу и на излете молниеносного броска ухватила верткого юношу, отчаянно продирающегося вперед. Неугомонно крикливый темперамент подруги никак не соответствовал безмолвию в продемонстрированной атаке, и Фома, привыкший сначала слышать, а только потом делать, позорно растерялся. Ситуация грозила обернуться для его госпожи поломанными ногтями, но очнувшийся-таки оруженосец, кинув сумку, ринулся на подмогу и предрешил исход схватки.
– Что за дела? – осведомился он, потрясая поднятым за шкирку пацаном.
– Аквинский, – пропела Босоножка, – познакомься с молодой перспективной сменой, – и, вмиг сбросив улыбку, ощерилась. – Раззява! Деньги где?
Фома, скорее машинально, хлопнул по нагрудному карману и ухмыльнулся: – Тута все. Чего кипишь садишь? 37 37 Сади'ть ки'пиш – поднимать шум, скандалить, паниковать.
Хлопцу чуть зенки не выцарапала. Дрогнув, рука поползла обратно и нырнула в карман. Пальцы уперлись в донную строчку. Деньгами, еще минуту назад реально существовавшими, там и не пахло.
«Черт. Неужели старею?» – ёкнуло сердце домушника. – «Обставили, как инвалида».
Убедившись в своей правоте, Ляля не успокаивалась:
– Ну? Ты что – язык проглотил? Иди, дядя, оформляй пенсию!
– Не бухти 38 38 Бухте'ть – ворчать, зудеть, действуя на нервы.
, – пресек подругу Фома. – Накаркаешь еще. Он?
– Нет, мама с папой!
Рассматривая затрепыхавшегося под рукой подростка, Фома пожалел себя и свои сорок с хвостиком. Хватка с годами ослабевала, а это болезненнее любого оскорбления. Ухудшение внимания – плохой признак. И вот случилось то, что заставляло задуматься о покое… или молодом помощнике.
Домушник аккуратно опустил пацана на землю и, заметив полыхнувший в карих очагах пламень, поспешил разрядить обстановку.
– Аквинский…
Столь быстрая смена настроения не могла не насторожить. Готовый в любой момент драпануть, Юрка осторожно пожал протянутую руку, а губы его опередили ищущее объяснений сознание:
– Сапрыкин.
– Ну что, Сапрыкин? Фартовый ты парняга. Считай, что ничего не произошло. Мы – друзья.
Юрка, здраво предположив, что дружба подразумевает широкий жест, полез за пазуху.
– Стоп. Не будем паскудить чувства деньгами, – отмахнулся Фома. – Сорвал куш – не базарь 39 39 Базарить – говорить, рассказывать. Под базаром часто понимаются пустые разговоры.
, что не дюж. В общем, проехали. А теперь Ляля пригласит нашего нового друга в гости. Я угадал?
От неслыханной благотворительности Босоножка, открыв рот, очумело хлопала ресницами.
– Не слышу, – раздалось чуть тверже.
– Хорош выделываться, Аквинский, – фыркнула девушка и окинула пацана с головы до ног. – Сапрыкин, поехали. Покушаешь, потрещим о том о сем… Да и в ванную тебе не помешало бы.
Резкий переход на гигиену Юрке не понравился.
– Некогда! Мне надо к дяде Степе зайти.
– Вот как? – удивился Фома. – Ты знаком со сторожем?
– Угу.
– Тюли-пули, малыш. Дружок твой второй месяц «охраняет» нары в следственном изоляторе. Так что не вижу причин для отказа…
Они с ветерком прокатились через весь город и, когда въехали в частный сектор, Юрку осенило:
«Вроде добрые», – думал пацан, – «и денег куры не клюют. Приютят, что ли?»
Смутная надежда обрести родителей не покидала его никогда, как бы он не обманывал себя. И теперь, лицезря гордого кормчего за штурвалом иномарки, мальчишка замирал:
«Повезло!»
Иллюзии растворились в первый же вечер, превратившись в алкогольное усыновление. Фома, настоявший на том, чтобы все было как у людей, нахлестался по знаменательному поводу сам и накачал Юрку так, что Ляльке пришлось волочить бесчувственного парня в его новую комнату.
Наутро Сапрыкин боялся шевельнуть головой.
«Нет, родители не спаивают своих детей водкой. А значит, нос надо держать по ветру. Если что – смоюсь…»
После пьянки, в ходе которой «папаша» с блеском продемонстрировал хорошее знание блатного репертуара и панибратски лил слёзы на мальчишечьем плече, Юрка уже не представлял Аквинского своим родителем. И потом, какая из Босоножки мать, ежели она старше пацана на год, от силы – два? Нет, новым друзьям больше подходила ипостась крестных. На том и порешил. Жизнь вступала в фазу неопределенности, и Сапрыкин, целиком доверившись воле случая, почувствовал себя ручейком, влившимся в мутную протоку глубоководной реки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу