— Она прилетит сюда только через два часа, а я прибыл пораньше и решил заскочить к вам, посмотреть, что к чему, — ответил Кевин.
— Нэнси отлично справляется, — сообщил Ленхард, — все делает обдуманно, не торопится. Она мурыжит нашу Хизер уже почти четыре часа. То начинает говорить о самом похищении, то возвращается к началу. Это сводит Хизер с ума — она же сама в глубине души хочет рассказать нам обо всем этом дерьме.
Инфанте посмотрел на часы.
— В половине десятого мне придется ехать в аэропорт. Надеюсь, я не пропущу все самое интересное?
Ленхард сжал руки в кулаки и уставился на свои стиснутые пальцы.
— Думаю, не пропустишь.
20:50
— Итак, вы вышли из молла… уже было темно?
— Нет, на улице оказалось светло. Как-никак был конец марта, дни стали длиннее. Мы вышли…
— Сигнала тревоги не было?
— Нет, не было. Он привел меня к фургону, открыл дверь, и я увидела внутри Санни. Прежде чем я успела понять, что происходит — почему она лежит там на полу связанная, почему на фургоне нет полицейских мигалок или чего-то в таком духе, — он схватил меня и забросил внутрь. Я сопротивлялась… если это можно так назвать. Маленькая девочка колотит своими ручонками взрослого мужчину. Естественно, все это бесполезно. Мне было интересно… он заманил Санни такой же историей? Знал ли он нас вообще? Вы еще не выяснили этого, детектив? Почему Стэн Данхэм выбрал именно нас с сестрой?
— Не знаю. Могу сказать только, что Стэн Данхэм находится сейчас в доме престарелых в Сайксвилле. — Портер сделала паузу. — Вам это известно?
— Мы с ним, знаете ли, не состоим в дружеских отношениях, — ответила Хизер с сухим отвращением. Тем не менее Уиллоуби заметил, что эта новость нисколько ее не встревожила. Они заранее договорились о том, что́ именно ей можно было сообщить о Данхэме. В частности, они не собирались говорить ей, что теперь он и своего имени не в состоянии вспомнить. Однако даже сам факт того, что ее бывший мучитель жив, не вызвал в Хизер ожидаемых эмоций. Если она действительно говорила правду, разве ее не должна была встревожить весть о том, что ее похититель, человек, который разрушил всю ее жизнь, находится всего в тридцати милях от них?
— Хорошо, хорошо… итак, когда он вас схватил, вы ничего не… ничего не потеряли? Может, случайно что-то выронили? — спросила Нэнси.
— Что вы хотите сказать?
— Ничего. Просто интересуюсь, не потеряли ли вы в тот день чего-нибудь.
Глаза Хизер расширились.
— Сумочка. Ну конечно! Я уронила сумочку. Как я из-за этого потом переживала! Знаю, звучит довольно странно, но тогда в фургоне куда легче было переживать насчет сумочки, чем думать о… — Она расплакалась, и Глория протянула ей носовой платок, который, однако, вряд ли помог бы ей осушить этот водопад из слез.
— Можете описать, как выглядела сумочка? — продолжала расспрашивать ее Портер.
— О-о-о-писа-а-ть? — всхлипывая, переспросила она.
Честер весь сжался от напряжения и едва удержался, чтобы не схватить сержанта за руку. Наконец-то они подошли к моменту, к которому Нэнси подбиралась с самого начала разговора!
— Да, не могли бы вы описать ее? — задавала детектив все новые вопросы. — Как она выглядела, что было внутри?
Хизер задумалась, и Уиллоуби почувствовал укол разочарования. Чего тут думать? Возможны только два варианта: она либо знала ответ, либо нет.
— Да ладно тебе, Нэнси! — впервые за весь вечер заговорила Глория. — Что с того, может она или не может вспомнить, как выглядела сумочка, которая была у нее в одиннадцать лет?
— Ну, она же смогла довольно точно описать свои детские наручные часы, — возразила Портер.
— Прошло уже тридцать лет. Люди по своей природе забывчивы. Я не помню даже, что ела вчера на завтрак, а ты говоришь…
— Джинсовая с красными тесемками, — уверенно сказала Хизер, перебив своего адвоката. — Там еще было несколько белых пуговиц, которыми она пристегивалась к деревянной ручке. На самом деле это была сумочка-трансформер, то есть к ручке можно было приделать любую основу на выбор.
— И что в ней было?
— Ну-у… деньги, конечно же. А, и еще маленькая расческа.
— А как же ключи или косметика?
— Ключи были у Санни, а косметикой пользоваться мне еще не разрешали. Только гигиенической помадой.
— То есть, кроме этого, в сумочке больше ничего не было?
— Кроме чего?
— Расчески, помады и денег. Кстати, сколько там было денег?
— Да немного. Долларов пять, не считая тех, что я потратила на билеты в кино. К тому же не уверена, что в сумочке лежала помада. Я же говорила, что косметикой мне пользоваться не разрешали. Да я точно и не припомню. Вы сами-то можете сказать, что лежит у вас сейчас в сумочке?
Читать дальше