Иван Амбердин - Привидения не оставляют конверты

Неимоверными усилиями попытавшись сделать очередной вдох, он обеими руками воткнул ручку в горло, стараясь попасть в трахею.

Увы… Эта отчаянная попытка спасти себе жизнь не помогла Александру. Ручка скользнула в сторону от трахеи, пронзила мышцы и уперлась в шейный позвонок. Силы окончательно покинули Александра. Он потерял сознание, еще пару минут молча извивался в страшной агонии и… замер, уставившись потускневшими, широко открытыми глазами в черное небо.

Выпив сразу три таблетки довольно сильного обезболивающего, чтобы побороть начинающийся приступ мигрени в самом его пульсирующем зачатке, Алекс стоял у окна и как загипнотизированный смотрел на невероятной длины автомобильную пробку. Пробка завораживала Алекса, вводила его в неподвижный ступор. Ему даже стало казаться, что это и не пробка вовсе, а гигантских размеров змея. Бликуя разноцветными чешуйками-автомобилями и красиво подсвеченная сотнями габаритных огоньков и стоп-сигналов, она уже который час пыталась выбраться из центра города. Все тщетно: неповоротливого пресмыкающегося намертво зажало между железнодорожным вокзалом и многолетней стройкой очередного торгового центра.

Красивую змею распирало. Из многочисленных боковых переулочков она вбирала в себя все новые и новые автомобили, из-за чего становилась все плотнее и плотнее, все толще и толще. Кажется, она даже и не догадывалась, что, непрерывно увеличиваясь, она сама себе подписывает смертный приговор, ведь она все безнадежнее застревала между домами, словно ненасытный толстый питон, уже давно застрявший в узкой горной расщелине, но продолжающий проглатывать одного кролика за другим.

А может быть, и догадывалась, но что она могла сделать в этой ситуации, эта глупая, жирная, ненасытная змея? Ни-че-го. Ее безразмерная жадность не давала ей никакого шанса.

«Считай, уже сдохла. Хоть и шевелится еще, но все это уже больше похоже на агонию, чем на осознанные действия. Все, конец ей, сто процентов. Того и гляди лопнет – с минуты на минуту. Раскидает всю внутренность по округе, вот вони-то будет. Но красивая, чертовка… Бронзовеет в последних лучах заката, горит огоньками, переливается… Словно в стразах вся… Сфотографировать бы ее надо и в Сеть выложить, расписную такую. И назвать это произведение современного абсурдизма, к примеру, так: „Забронзовевшая гламурная змеюка за пять минут до вонючей трагедии“. Нет, так грубовато… Лучше так: „Забронзовевшая гламурная змеюка за пять минут до дурно пахнущей трагедии“. Да, так однозначно лучше… Так в самую точку… В самую суть…»

Алекс мельком взглянул на свой мобильный телефон. Телефон лежал совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки – на столе, и взять его можно было, не сходя с этого места.

– Давай, Вика, – не поворачиваясь, сказал Алекс своей единственной работнице, студентке юридического факультета, по имени Виктория. – Можешь идти домой. Клиентов на сегодня больше нет, так что ты свободна. Как там, кстати, дело Трубса? Ты не забыла о нем?

– Дело Трубса было завершено еще вчера, – сообщила Вика, отключая ноутбук. – Все фотографии в фотоаппарате, фотоаппарат в верхнем ящике вашего стола. Связь господина Трубса и его секретарши зафиксирована качественными фотографиями, а значит, полностью доказана. Я думала, что вы уже все просмотрели.

– Когда же ты все успела? – удивился Алекс.

– Где-то между учебой и всеми остальными делами. – Вика накинула куртку и открыла дверь. – Пока, босс. Кстати, завтра у меня лекция с утра, так что здесь я появлюсь только к обеду, не возражаете?

– Развлекайся, – разрешил Алекс.

Вика вышла, дверь захлопнулась, и словно по команде в ту же секунду в голове Алекса вдруг настойчиво зазвучала невесть откуда взявшаяся песенка с одной-единственной, но довольно зловещей фразой «убийство в состоянии аффекта». И снова то же самое: «убийство в состоянии аффекта…». И еще раз: «убийство в состоянии аффекта… убийство в состоянии аффекта…». И еще раз… И еще… Словно где-то в глубине его мозга появился вдруг древний патефон, а на нем безостановочно крутилась старая заезженная грампластинка, а тупая игла вновь и вновь съезжала на бесполое, металлическое, но безумно красивое, мелодичное «убийство в состоянии аффекта… убийство в состоянии аффекта… убийство в состоянии аффекта…».

Алексу стало очень страшно, ведь такого с ним еще никогда не было. Стараясь унять сердцебиение, он встал, вышел на середину офиса, сделал глубокий вдох и поднял руки. Выдох – опустил руки. Повторил это десять раз. Сердце вроде бы успокоилось, стало биться заметно медленнее и ровнее. Да и патефон наконец-то стал играть все тише и тише, а вскоре и вовсе замолк…