Сергей Семипядный - Восходящие вихри ложных версий

– Ой-ой, вот уж действительно – скромность! – воскликнула подруга Полины.

– А я всегда думала, – поделилась своими мыслями Полина, – что скромность увлекает в заводскую, скажем, стихию или в поля урожайные. Что скромные работают на токарных всяких там станках, на слесарных… Только не художниками.

– И тем более – там, где людские потери бывают, – прибавила подруга Полины, чтобы не осталось сомнений, что шутка Хряпина понята и принята.

– Согласен. Меня разоблачили. Однако таких много, должен заметить. В шахту, например, лезут, я бы сказал, уже не совсем чтобы уж скромные. Кстати, Гвидон, – Хряпину необходимо было разобраться в ситуации, – ты почему никогда не знакомил меня со своими очаровательными знакомыми? Я, конечно, ничего не скажу, но я за-пом-ню.

– Да мы только что познакомились, – сказала подруга Полины.

Гвидон покивал, а затем объявил:

– Знакомьтесь, Шурик («Побудь-ка Шуриком!»). Мы с друзьями часто называем его Шуриком Балагановым («Это ещё лучше!»). – Гвидон повернулся к Полине и представил её: – Полина Белькова, актриса драмтеатра, и её подруга… – Гвидон сделал паузу, в его положении неизбежную. – Да-да, и Кристина, – воспользовался он подсказкой.

Хряпин терялся в догадках. Ему, вроде бы, ясно было, что Тугарин Полине и Кристине представился художником не в целях волокитства, однако то обстоятельство, что вид Гвидон имел не рабочий, его смущало. Впрочем, учитывая уровень привлекательности новых знакомых, вполне возможно было допустить, что по вине одной из девушек, скорее всего, Полины, знакомство специального назначения дало эффект сопутствующего характера.

Как бы то ни было, он, «Шурик», должен вести себя достаточно определённым образом, что вполне созвучно чувственной музыке его устремлений. И вскоре Хряпин вслух строил планы совместного времяпрепровождения, с непринуждённостью предлагая свои варианты.

– Лично я, – говорил он, – страшный гурман. Обожаю хорошую кухню. Как насчёт галантина заливного и судака, фаршированного крабами? Под водочку. Как на это смотрите? Кстати, в этом случае крабов и судака можно заменить селёдкой.

– Пить водку? А почему не шампанское?

– Шампанское?! Что вы! Только водку! Одна бутылка водки сближает больше, чем семь бутылок шампанского. Установлено одним моим товарищем. Экспериментальным путём, кстати.

– Ах вот оно что! Каков! – воскликнула Кристина, отнюдь не возмущённо. – Так значит, вы желаете близости! Ну, Шурик! А не хотите ли вы узнать, Шурик, что мы замужем?

– Процентов на пятьдесят, – уточнила Полина. – Но мы только что пообедали.

– Брак – святое дело, – вздохнув и напустив на себя серьёзности, заявил Хряпин. – Последний вопрос, Кристина. Неосторожно подвергшихся вашим чарам, а затем сражённых наповал последним сообщением интересует… Да, мне вот что интересно. Отвечает ваш муж предъявляемым требованиям?

– Что-что? Я что-то не понимаю.

– Хотел спросить, является ли ваш супруг мужем безмерно вас обожающим, заботливым? – Хряпин смотрел на Кристину соответствующим произносимым эпитетам взглядом и убирал незримые пылинки с её плаща. – Является ли он нежным и, в то же время, пылким до безрассудства? Или – так, компаньон брачного сожительства?

– Нет, он у меня, как вы и сказали, нежный и пылкий. И заботливый.

– В таком случае… вынужден вас поздравить.

Маленькие люди редко совершают великие глупости.

Гвидон Тугарин допустил неразумно огромную оплошность. Без каких-либо оснований и в более чем неблагоприятных для того условиях. Он попал впросак при исключительных обстоятельствах.

Господь Бог дал ему всё: достаточно здоровое физическое тело, активную волю и познающий разум. Его автономная личность обладает всеми возможностями свободу своих побуждений облекать в наряды разумного содержания. Противостоит же всему этому лишь косная сила забот материальной жизни, которая, как выразились бы в старину, без всякой причины и вида справедливого основания гвоздит трудовые будни печатью идиотизма.

Вечером Тугарин и Полина собрались в театр. Гвидон надел свой лучший костюм, серую тройку в бурую полосочку, окропил себя одеколоном франко-советского производства, нацепил малинового цвета бабочку, малиновым же шёлком платочка вспенил нагрудный карман пиджака и насовал денежных купюр разного достоинства в карманчики жилета. А про то, что художникам не предоставлено право бесплатного проезда в общественном транспорте, он забыл. И вспомнив об этом в трамвайной толчее, значительно позднее, конечно же, того, как узнал о наличии проездного у Полины, он вынужден был, не прерывая непринуждённо пульсирующей беседы, расстёгивать плащ и пиджак, извлекать из карманчиков жилета скомканные листочки денег и в поисках купюры требуемого достоинства перебирать их притиснутыми к туловищу руками.