Лариса Соболева - Темное дело

— Значит, они искали…

— Четвертую квартиру. К Кате приехали.

— Приехали? Откуда?

— Не знаю. Просто видно, что приезжие, то есть нездешние, мы их сразу отличаем.

— Как эти ребята выглядели? Возраст какой у них?

— Молодые. Он высокий, интеллигентный… волосы шапкой… густые, цвет… ну, такой: между светлым и темным. Глаза у него зеленые! А девочка брюнетка, волосы аккуратно зачесаны, черноглазая, худенькая. Красивые ребята.

— А впечатление от них какое у вас было? Знаете, иногда сразу видно: плохие парни, а эти хорошие, а те — ни то ни се…

— Вот-вот, — закивала она, — хорошие. Вежливые, приятные, одеты оба не бедно… — И вдруг она замахала руками: — Да нет, нет, не могли они нашу Катю… Нет. Зачем им? Такие не режут людей. Что ж они на меня не напали? А вы как узнали, что они здесь были и что нашу Катю… как, а?

Вот тебе и бабка — вопросик задала, который в голову следователю не сразу придет, а то и вовсе он об этом не задумается. Наверное, с утра до вечера детективы смотрит и двигает извилинами между сериями, вычисляя преступников. М-да, резонный вопросик, наталкивающий на определенный ход мыслей, но ход прервал коллега Торокова:

— Такие хорошие, что убегали от нас через крышу. Чего убегать, если не виноваты?

— И вы бы убегали, — ехидно вставил мордастый сосед. — И я. Когда убегают, это еще не значит, что виноваты.

— У вас соседку убили, а ты их защищаешь, — упрекнул милиционер.

— Погоди, — бросил ему Тороков, затем обратился ко всем, кто находился на площадке: — Вы ведь знали убитую, скажите, за что ее могли убить?

— Не за что, — уверенно заявил мордастый.

— Ой ли? — скептически фыркнул милиционер.

Среди милиционеров здесь же находился еще один, молодой паренек Ивченко, но он скромно стоял в сторонке, обхватив пятерней подбородок, и помалкивал, переводя взгляд на тех, кто говорил. Подобных ему — сотни в каждом городе, из толпы они ничем не выделяются, в то же время Ивченко имел отличие: ясный, не испорченный взгляд, добродушную и белозубую улыбку. Умненькая физиономия юноши выражала ответственность и заинтересованность, иногда он опускал глаза, что-то в уме просчитывая.

— Брать у нее нечего, кроме старья, — принялся доказывать сосед милиционеру-скептику. — Наркотики не продавала, самогон не варила, проституткам жилье не сдавала.

— Он правду говорит, — подтвердила соседка, дававшая показания. — Катя здесь давно жила, считай, с рождения… Ой, я совсем забыла! У нее же были ценные вещи, очень ценные… м… старинные! Но немного. Брошь — пчелка на золотом листе, с камнями. Браслет с рубинами… и другими драгоценными камнями. Правда, я давно их не видела.

— Где она это хранила? — заинтересовался Тороков.

— В ящике письменного стола, который закрывала на ключ. Может, переложила в другое место, а то и продала, не знаю, жизнь-то вон какая тяжелая.

— Интересно, откуда у пенсионерки куча ценностей? — спросил милиционер-скептик.

— Да какая куча, о чем вы? От матери досталось, а той — от ее матери.

— Товарищ майор! — позвали Торокова с улицы, он поспешил туда. Вооруженный молодой человек из отряда быстрого реагирования доложил: — Не догнали. Как кошки унеслись по крышам. Спрыгнуть могли где угодно, здесь же закоулков не счесть — попробуй найди. Давно пора все эти курятники снести.

— Сворачивайтесь, — махнул рукой Тороков. — А мы поищем в квартире убитой брошки-сережки. Ивченко, очнись.

Да, парень засмотрелся на мужчину в потертом пиджаке и очках, какие носят слепые. Он сидел наискосок, на противоположной стороне улицы, опираясь обеими руками о палку. У его ног лежала комнатная собачка, пекинес, оба напоминали скульптурную группу, а не живых.

— Наверное, страшней ничего нет, чем слепота, — произнес Ивченко. — Представил, что я не вижу… Лучше умереть, да?

— Не о том думаешь, — сказал Тороков. — Иди в квартиру убитой.

Когда внизу позвали майора, молодой человек отдернул руку, которую протянул к туфле. Лучше переждать, а то ненароком увидят, или того хуже — нечаянно заденет туфельку, висевшую на честном слове, та и упадет прямо на голову мента. Он взмок, во рту пересохло страшно, к тому же лежать на пологой крыше, пусть под небольшим углом, головой вниз нетренированному человеку — удовольствие не из приятных. Опустив лоб на руку, он слышал шаги, неясный гомон, хлопали дверцы авто и подъезда, завелся мотор…

Пронесло. Приподняв голову, он протянул руку к туфле и, сглотнув сухой ком, медленно свел пальцы, захватив ее. Так же медленно приподнял над желобком, после чего убрал руку и с облегчением вздохнул. Начал отползать, пятясь назад, маневр оказался затруднительным, но он не спешил, а развернулся, когда удалился от края на значительное расстояние, после дело пошло быстрей.