Владимир Буров - 8, 9 – аут. Потустороннее

– Сто рублей.

– Немного. Но все равно неприятно. Мы здесь не хозяева. Нам бы лучше поехать опять туда, на море, – сказала София.

– На море? – переспросил Алексей, когда они уже поднимались по ступенькам домика. Ключ с номером семнадцать им дал охранник. Ведь на руках у Алексея был Проект Путевки именно с этим номером. – Ты имеешь в виду в Палангу?

– Палангу? – переспросила София. – А мы там были одни, без Даши?

Они уже осматривали второй этаж, где был всего один кондиционер на две комнаты.

– Странно, – сказал Алексей, – мы действительно где-то были с тобой без Даши. Но где? Я не помню.

– Между прочим, здесь довольно тяжело жить, – сказала София.

– Почему? – спросил Алексей.

– Здесь полно разных маленьких зверей.

– Например? – спросил Алексей.

– Это комары, во-первых. Достаю-ю-т! Маленькие вампирищи. Мухи, слепни. Как здесь отдыхать, я не понимаю?

– По новым правилам оформления отдыха, мы имеем право, провести здесь одну ночь. Ты согласна?

– Надо проверить, есть ли в комоде постельное белье. Есть! – радостно воскликнула София. – Мы остаемся.

– Я выйду на минуту, – сказал Алексей.

– Зачем? – спросила София.

– Я только поставлю Харлей на сигнализацию.

– Прости, но мне почему-то страшно оставаться здесь одной. Я пойду с тобой, хорошо?

Они вышли в безветренную, душную ночь.

– А этим комарам безразлично, душно или нет, – сказала София. – Все равно кусаются. – Она шлепнула левой рукой по правой. – Будет чесаться. Я даже не замечаю, когда эти черти кусаются. А прихожу домой – болит.

Алексей не успел ответить.

– Мне кажется, я слышу шум моря, – сказал он.

– Да? И комары пропали, – сказала София. – Может быть, пойдем назад в дом? Мне стало страшно. Как… Я хотела сказать: перед грозой. Но ведь в последнее время перед грозой не страшно. Мы только и делаем, что ждем грозу.

– Прошу прощенья, – услышали они из-за кустов. София подпрыгнула, а Алексей схватился за сердце. – Может быть, вам это не нужно, – сказал, выходя из-за кустов, невысокий мужик, – но вам презент. – И он одной рукой вынул из-за спины другую. И не случайно. Я имею в виду, не случайно правая не шла сама из-за спины зам. начальника лагеря. Там была бутылка Камю.

– Это от кого? – спросила София. – От администрации города?

– Нет, – ответил Лука Лукич. – Откуда у администрации города свои деньги. – Это от нового владельца этого санатория.

– Неужели продают уже такие большие объекты государственной собственности?! – ахнула София.

– Нет, пока что только сдают в аренду, – сказал Лука, открывая штопором бутылку, – на сорок девять лет. – И добавил: – Подержите стаканчики. – И мягкие полиэтиленовые стаканчики появились в его руке, как по мановению волшебной палочки.

– Как насчет закуски, Лука Лукич? – спросила София.

– Дорогая София! – неожиданно воскликнул зам. нач. София опять вздрогнула, а Алексей только покачал головой. – Вот теперь разрешите презентовать вам, так сказать, презент. – И он подвесил на пальце ключи.

– Ключи от машины?! – изумилась София.

– Ноу, ноу!

– А что это? – так же, как и София, Алексей не понял назначения связки ключей, подвешенных на коробочке с кнопками сигнализации.

– Это ключи от вашей, так сказать, резиденции. Я поясню, – добавил зам. нач., видя, что друзья не догоняют.

Вы ведь спросили:

– Где закуска?

– Я ничего не спрашивала, – сказала София.

– Я тоже, – сказал Алексей. – Если не считать исключительного обстоятельства, что я говорил, но забыл.

– И я вам отвечу, – продолжал Лука Лукич, не обращая внимания на попытки гостей вставить своё слово в его доклад. – Я ее повесил. Да, друзья мои, у меня просто не было другого выхода. И знаете почему? Она стала слишком мягкой. По отношению к людям, я имею в виду. Настолько мягкой, что я повесил эту размазню на сучок. Итак, я думаю, все догадались, что это была шоколадка. Очень вкусная, горько-сладкая шоколадка. Но из-за жары она стала такой же податливой, как Венедикт Ерофеев после бутылки денатурата и двух коктейлей Субботник Комсомолки и Первая Девушка Комсомольца. Но не в них дело. Не в них, друзья мои. Просто… Жара! Я бы даже добавил по Шварценеггеру:

– Красная Жара!

– Мы понимаем, – перебил оратора Алексей Моцарт, – но пора уже перейти к самому тосту.

– Так выпьем за то, чтобы у нас всегда было чем закусить коньяк Камю, несмотря на жару, из-за которой расплавилась моя шоколадка, и я повесил ее на сучок, как повесил бы самого Виктора… прошу прощенья, Венедикта Ерофеева, если бы он выпил этот денатурат и эти два комсомольских коктейля. Если бы, – я прошу обратить на это особое внимание, – была такая жара, как сегодня, вчера и позавчера. Что было раньше, я просто не помню из-за этой жары.