Владимир Буров - 8, 9 – аут. Потустороннее

– Много. Иногда в саду не протолкнуться.

– Правда, они невидимы, – добавил Алексей.

– Невидимы? – удивилась русалка. – Но почему?

– Они отдают нам свою видимую часть, мясо, – сказала София. – И после этого они уже не могут идти назад в лес. Остаются у нас в качестве домашних животных. Нам мясо – им пространство в нашем доме.

– Именно поэтому мы решили со следующей недели отказаться от мяса, – сказал Алексей. Слишком много народу в доме.

– И самое интересное, – сказала София, – почти все хотят учиться дальше. Хотят читать книги, играть в шахматы, настольный теннис, бильярд, в карты в девятку.

– Просят открыть спортзал.

– Спортзал?! – ахнула Кити. – Зачем?

– Просят открыть боксерскую секцию.

– Почему именно боксерскую? – не поняла русалка.

– Наверное, потому, что в других видах спорта мы разбираемся намного меньше.

– Как же вы будете их судить, а тем более тренировать? – спросила Кити, – если они невидимы?

– Вот и я говорю. У нас недостаточно развита интуиция, чтобы только ей руководствоваться, – сказала София.

– Если у вас есть заинтересованность в боксе, мы могли бы договориться, – сказал Алексей.

– Хотите быть тренером по боксу? – спросила София. – Вы бы их тренировали, а мы бы имели больше времени для отдыха и написания романа.

– Но тогда вам придется съесть и меня, – сказала русалка. – Ведь для того, чтобы ходить, я тоже должна стать невидимой сущностью. Верно? Так-то я умею только плавать. Тем более, я тоже не увижу никого, пока не умру.

– Здесь надо подумать, – сказала София.

– Подумайте, я тоже подумаю, – сказала Кита и широким кролем уплыла в море.

– Стой! – закричала София.

– Ты что-то забыла?

– Да, Все хотела уточнить одну вещь. Но не успела. Ладно, потом.

– Что именно? Может быть, я знаю.

– Нет, не думаю. Впрочем, изволь. Я хотела спросить насчет трески. Она обещала нам по две трески на день, или, я ослышалась, и она сказала: в неделю.

– Думаю, она сказала:

– В неделю.

– Это неправильно, – сказала София. – Ты понимаешь, почему? При интенсивном сексе и питании, из которого исключено мясо, нам понадобится больше рыбы, чем обычно. Я думаю, это будет по две хороших трески в день.

– Каждому? – спросил Алексей.

– Да.

– Извини, это надо записать.

– Ты ведешь записи продуктов, которые мы здесь потребляем?

– Да, теперь я буду вести такие записи. И знаешь зачем?

– Хочешь издать книгу по количеству необходимой каждому путешественнику еды.

– Как ты угадала?

– Я просто поняла, что ты мне завидуешь. Завидуешь глубоко. Завидуешь потому, что я пишу роман, в котором ты только герой. О! Моцарт, Моцарт! Ты мне завидуешь. Знаешь, что я тебе скажу? Никогда никому не завидуй. Делай, как Ньютон. Просто переноси все, что тебе нравится из сочинений Сальери в свои. Превращай их в Свои гениальные произведения.

– Я надеюсь, после этого меня никто не отравит?

– Я – нет. Бери все, что хочешь.

Они посмотрели вдаль, Русалка была уже у линии горизонта.

– Ей бы участвовать в соревнованиях по плаванию, – сказал Алексей Моцарт.

– Да, – поддержала его София. – Но, к сожалению, у нас нет олимпийского бассейна, чтобы устраивать достойные соревнования.

И добавила:

– Может быть, тебе когда-нибудь стать генералом?

– Зачем?

– Говорят, генералам будет положен по штату олимпийский бассейн. – И добавила мечтательно: – Как у всех.

Алексей на Харлее Дэвидсоне доехал до милиции. Часто ездить не удавалось. Почему?

– Дождь-с! Солнце, а дождь-с, – сказал начальник милиции. Почему? А верно вы, Моцарт, опять сели за руль своего мотоцикла? Я угадал?

Действительно, как только Алексей выезжал на мотоцикле, начинался дождь. И Алексей, или Даша, или София всегда повторяли одну и ту же фразу:

– Здесь нельзя иметь хороший мотоцикл. Дождь, дождь и дождь. Здесь нет настоящего, человеческого лета.

– Ты почему не пришел три дня назад? – спросил Сергей Иванович.

– Думаю, я пришел именно в тот день, на какой мы договаривались, – сказал Алексей. – Сегодня какое? Одиннадцатое июля? А мы договаривались…

– Мы договаривались на одиннадцатое, – сказал подполковник. – Но ты сказал, что одиннадцать – это плохое число. Мы перебрали с вами все числа. Про десятое вы сказали, что это слишком завершенное число. В такой день уже нечего больше сказать. Все уже завершено. Про девятое, что это число человека, а, следовательно, число не совершенное. Договориться в такой день не удастся. Мы договорились на восьмое. Хотя и это число вы назвали завершенным. Тем не менее, восьмое, а не одиннадцатое.