Наталья Александрова - Волшебные стрелы Робин Гуда

– Не понял, – прервал его старик, – ты что, отказываешься выполнять приказ?

– Нет, Степан Платонович, – в его голосе прозвучал испуг, – я сделаю все, что нужно, я достану эти артефакты, оправдаю ваше доверие…

– Так-то лучше! – подвел итог старик. – Только имей в виду – будешь докладывать мне лично о каждом шаге, о каждом вздохе! Я уже понял, что никого из вас нельзя оставить без присмотра. Таких дров наломаете…

Старик ненадолго замолчал, чтобы присутствующие прониклись важностью момента, затем отчеканил:

– На этом наше совещание закрыто, каждый занимается своим делом.

Раздался скрип стула, удаляющиеся шаги, хлопнула дверь. Затем раздался уже знакомый женский голос:

– Старик совсем сошел с катушек! Он больше никому не верит!

– И правильно делает! – перебил женщину тот, кого назвали Вараввой. – Я считаю, что Степан Платонович совершенно прав.

– Вот ты как! – раздраженно выкрикнула женщина. – Думаешь стать его преемником? Флаг в руки!

Простучали каблуки, дверь хлопнула, и наступила тишина.

– Кажется, сегодня мы больше не услышим ничего важного. – Лапоть выключил планшет и убрал его в бардачок. – Какие будут наши дальнейшие планы?

– Теперь мы точно знаем, что они запеленговали мой телефон, – проговорила Лариса. – Мне его нельзя включать. Придется где-нибудь достать другой или пользоваться обычной почтой, как в прошлом веке.

– А это идея! – заговорил Владимир Михайлович.

– Что, пользоваться почтой? – усмехнулась Лариса. – Да я вообще-то пошутила… знаете, сколько времени идет сейчас простое письмо? Даже внутри города – не меньше недели…

– Я не предлагаю полностью переходить на простую почту. Но одна идея у меня появилась…

Неподалеку от Владимирского собора и маленькой площади, которую в Петербурге называют «Пять углов» за ее необычную форму, в той части города, которая известна как «Петербург Достоевского», находится небольшой антикварный магазин, занимающий полутемное подвальное помещение. К этому магазину на следующее утро подошла Лариса, перед этим немного попетляв по узким, кривым и мрачным улочкам возле Кузнечного рынка.

На двери полуподвала висела нейтральная вывеска «Антиквариат».

Вывеска эта давно выцвела под действием безжалостного времени и отвратительной питерской погоды, ведущие к двери каменные ступени были выщерблены сотнями ног. Все это вместе производило впечатление упадка и убожества.

Впечатление это вполне устраивало владельца магазина, девизом которого была крылатая фраза «Мне не нужна широкая известность».

Лариса спустилась по выщербленным ступеням и открыла дверь магазина. Медный колокольчик фальшиво звякнул, сообщая продавцу о появлении клиента. Лариса оказалась в магазине… точнее, в полутемной и пыльной лавке.

Освещенная тусклым светильником, переделанным из старой керосиновой лампы, эта лавка была не больше кухни в современной квартире. На пыльных, плохо освещенных полках можно было увидеть предметы, мало подходящие под определение антиквариата. Скорее они были бы уместны в лавке старьевщика, и вряд ли хоть один из них имел художественную или историческую ценность.

Здесь можно было увидеть уродливый граммофон с выцветшими розами на широкой жестяной воронке, а рядом с ним помятый медный самовар и тазик для бритья, который подошел бы Дон Кихоту в качестве шлема. Разрозненные оловянные солдатики в облезлой краске соседствовали с фарфоровыми статуэтками, давно пережившими лучшие времена – собачка без хвоста, девочка без левой ноги, трубочист без головы, фарфоровый пионер с красным галстуком, отбивающий дробь на давно утерянном барабане. На соседней полке красовался гипсовый бюст Карла Маркса, и еще один – какого-то неизвестного Ларисе исторического персонажа с пышными, лихо закрученными усами.

В общем, если бы в этот магазин случайно зашел человек, хоть немного разбирающийся в антиквариате и предметах старины, он бы недоуменно пожал плечами: кому придет в голову торговать такой откровенной дрянью?

В действительности все это старье было выставлено в магазине исключительно для отвода глаз, а настоящие дела, крупные и серьезные сделки совершались в задней комнате магазина, в кабинете хозяина и директора в одном лице, известного в городе под своеобразной кличкой Бармаглот. Этой кличке он был обязан и своей манере вести дела, и своей настоящей фамилии – Глотов.

Лариса зашла в этот магазин, не собираясь в нем ничего покупать и тем более – ничего продавать. Она использовала лавку Бармаглота с такой же целью, как ее хозяин – для отвода глаз. Поэтому, когда к ней обратился продавец, тщедушный молодой человек с прыщавой физиономией и рано редеющими волосами, и спросил ее, чем он может помочь, Лариса ответила ему такой же стандартной фразой: