И в голове Виктории Семизаровой как будто выключили свет. Как будто перегорела единственная лампочка. Она и прежде была не слишком яркой, но теперь и вовсе погасла…
Человек с острым, как бритва, лицом нажал кнопку переговорного устройства и коротко проговорил:
– Зайди.
Дверь широко распахнулась, и в комнату заглянула рыжая девушка из приемной. Она молча взглянула на человека за столом, ожидая приказаний.
– Избавься от нее! – распорядился остролицый человек.
Рыжая взглянула на некрасивую девчонку с пустым, ярко размалеванным лицом, которая сидела перед столом. Глаза ее бездумно смотрели на афишу оперы «Норма».
– В асфальт? – уточнила рыжая.
– Зачем же так грубо, – поморщился человек-бритва. – Она не представляет никакой опасности, как и ее подруга. Просто увези обеих куда-нибудь.
Рыжая подошла к девчонке, взяла ее за плечо. Та послушно встала, рот ее приоткрылся:
– Ва-ва-ва…
Антонина Семизарова стояла перед дверью и рылась в сумке. Ключи, как всегда, куда-то запропастились.
Она позвонила в дверь – Виктория должна быть дома и вполне может открыть матери дверь. Правда, она, как всегда, будет ворчать, но уж от родной дочери Антонина не потерпит, она ей все выскажет. Надо, надо заниматься дочкиным воспитанием! Ума бог дочурке не отпустил, это точно. Говорят, все девчонки в шестнадцать лет дуры, а уж Витька-то у нее особенная. Но что делать, доченька родная, единственная, нужно терпеть, такая уж судьба…
Антонина вздохнула и снова нажала на звонок.
Виктория, однако, не торопилась открывать.
Лентяйка! Лень поднять свою тощую задницу с дивана! Валяется целыми днями…
Антонина позвонила еще раз, резко и требовательно – и снова никакой реакции.
Она начала немного волноваться.
Не случилось ли чего с дочкой?
Она снова сунула руку в сумку – и тут ключи словно сами выпали в ладонь. Антонина отперла дверь, вошла в прихожую и громко крикнула в глубину квартиры:
– Викто-ория!
Никакого ответа.
Антонина заглянула на кухню, увидела груду грязной посуды – и раздражение в ее душе поднялось выше критического уровня. Целый день сидела дома и даже посуду не помыла, паршивка!
Она прошла в дочкину комнату, готовая всыпать той по первое число, – но и там Виктории не было.
Да куда же она запропастилась?
Диван был густо засыпан крошками чипсов, экран телевизора тускло мерцал.
И в это время громко зазвонил телефон. Стационарный телефон на тумбочке.
– Ты где шляешься? – выпалила Антонина в трубку, решив, что звонит дочь.
Но это была не она. В трубке прозвучал встревоженный и незнакомый женский голос:
– Это вы мне?
– Ой, извините, я думала, это моя дочка звонит… а это вообще кто?
– Это мама Анфисы…
– Какой еще Анфисы? – раздраженно переспросила Антонина.
И тут она вспомнила лучшую Витькину подружку. Собственно говоря, единственную ее подружку.
– Ах да, Анфиса, я знаю. И чего вы хотите?
– Я хочу найти свою дочь!
– А я-то при чем?
– При том, что Анфиса ушла к вам. Точнее, к Вике. Ушла еще утром и не вернулась. И телефон ее не отвечает. Она у вас?
И тут Антонина перепугалась. До того перепугалась, что ноги ее подогнулись и она без сил опустилась на диван, и под ней захрустели крошки картофельных чипсов.
Через час они с матерью Анфисы стояли перед дежурным отделением полиции. Увидев взволнованные лица женщин и услышав их рассказ, полицейский принял заявление о пропаже двух девочек.
Строго говоря, такие заявления полагалось принимать только на третий день, но, учитывая возраст пропавших и состояние их матерей, полицейский не стал придираться к формальностям и тут же оповестил всех сотрудников отделения и разослал фотографии девочек. Еще через час потеряшек искала вся полиция города.
Нина Петровна каждый день приходила в сад «Олимпия». Она садилась на одну и ту же скамью, доставала из сумки пакет с черствым хлебом, крошила хлеб на дорожку и призывно восклицала:
– Гули-гули-гули!
Голуби слетались к ней, шумно хлопая крыльями, и начиналась борьба за ее подачки.
Нина Петровна любила наблюдать за этим процессом. Ей нравилось чувствовать себя высшим существом, подателем благ, за которые борются друзья наши меньшие. Кроме того, можно было наблюдать за тем, как птицы оттесняют друг друга от корма, как они используют силу и наглость в борьбе за крошки…
А самым забавным было, когда два-три шустрых предприимчивых воробья, воспользовавшись непримиримой борьбой крупных птиц, протискивались между ними и нахально утаскивали самые крупные, самые аппетитные крошки из-под носа, то есть из-под клюва у голубей. Отчего-то ловкость воробьев внушала Нине Петровне здоровый оптимизм и веру в будущее.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу