Ольга Володарская - Ответ перед высшим судом

— Но если вы правы и в землю зарыта большущая лодка, ее не могли закопать глубоко. Это сколько ручного труда приложить надо!

— Ты прав, — согласился Карл.

— Но в этом случае она обнаружилась бы, когда рылся котлован.

— Не обязательно. Речные берега зыбки. Подземные воды подтачивают их. И за столетия, прошедшие с разинских времен, лодка опустилась.

Борис не знал, какой убийственный аргумент привести, поэтому пульнул холостым зарядом:

— Карл, но даже если карта, которую ты раздобыл, настоящая…

— Она настоящая.

— Не перебивай. Я хочу сказать, что схроны Стеньки Разина прокляты. Так пусть лежат в земле. Если мы доберемся до этой чертовой лодки, не известно, каких демонов выпустим.

— Как можно быть таким суеверным, Боря? — цокнул языком Пахомов. — Ты же образованный человек.

— Давайте оставим клад в земле. Тем более он принадлежит нашему Советскому государству. И если бы я не боялся, что будет поврежден фундамент при его поиске, я бы уже сообщил о нем властям.

— Наше государство не обеднеет, если не получит золото Стеньки Разина.

— Да, но и мы, завладев им, не обогатимся. Куда его денем? Опять же в землю закопаем.

— Надо не для себя стараться. Даже не для детей. Для внуков. Коммунистический режим рухнет. И дети наших детей смогут зажить как люди благодаря наследству своих дедов.

— Какое счастье, что у стен нет ушей, — пробормотал Градов.

— А ты искренне веришь в торжество коммунизма?

— Я не думаю об этом. Занимаюсь любимым делом и мечтаю о том, что буду жить если не лучше, то хотя бы не хуже, чем сейчас. А заодно и мои дети.

Лившиц слушал их молча. Он поворачивал голову то в одну сторону, то в другую. Смотрел то на Пахомова, то на Градова. И был похож на вороненка.

— То есть ты отказываешься от доли? — спросил он у Бориса.

— Да. Я не хочу проклятого золота.

— Хорошо. Тогда, если мы им завладеем, поделим на двоих.

— Постойте, но мы же уже пришли к тому, что до золота не добраться.

— Я что-нибудь придумаю. И достану схрон Стенькин. Это уже дело чести. Но не волнуйся, твое творение не пострадает.

На этом разговор и закончили.

Хмурый Градов проводил Пахомова и Лившица до ворот. Потом вернулся. У него был свой вагончик на территории стройки. Борис все чаще оставался в нем ночевать. Он не хотел отдаляться от своего творения.

А Геннадий Андреевич и Карл, отойдя от забора на несколько метров, остановились и посмотрели друг другу в глаза.

— Он сдаст нас, — первым заговорил Лившиц.

— Не думаю. Но помешает.

— И что делать?

— Нужно избавиться от него.

— Жалко… А вы на самом деле думаете, что коммунизм рухнет?

— Уверен. Но не сейчас. Война будет. Кровавее которой еще не было. Но мы победим. Только долго отходить будем. Десятки лет. А потом все изменится.

— Вы когда говорите все это, я вам верю на слово. И мне кажется, что Геннадий Андреевич Пахомов обладает какими-то тайными знаниями.

— Тебе это кажется, — криво усмехнулся директор и зашагал к служебной «Чайке».

Он проснулся резко. И не просто дернулся, а подпрыгнул. Будто началось мощное землетрясение, кровать тряхнуло, и его вместе с ней.

Илья вскочил и стал озираться. Он не понимал, где находится, до тех пор, пока не смог различить в темноте очертание предметов.

Он у госпожи Весенней.

Не на своей кровати, а на Лизином диване. В гостиной с дурацкой салатовой мебелью. Отрубился вчера во время разговора, не допив седьмую за день чашку кофе. В этом не было ничего странного, ведь Бердников сутки не спал. Как и в том, что Лиза не растолкала его и не выдворила. Ответила гостеприимством на гостеприимство. И не только оставила на диване, но и одеялом прикрыла.

Илья сунул руку в карман, достал телефон. Три утра. Это сколько же он продрых? Бердников не помнил, во сколько отключился.

— Илья? — услышал он тихий голос.

— А?

— Ты чего не спишь?

— Потерялся немного.

Он стал озираться, чтобы увидеть хозяйку квартиры, но тут почувствовал прикосновение. Лиза дотронулась до его плеча. Оказалось, она стояла совсем рядом. За его спиной.

— Я тоже потерялась, — сказала госпожа Весенняя, когда Илья развернулся к ней. — Проснулась, не понимая, где я. И мне так тревожно стало…

— Бывает.

— Нет, это неправильно, если ты находишься в своем доме. Должно, наоборот, прийти успокоение.

— Не забывай про свое состояние.

— Да я помню. И дело не в нем. Если ты намекаешь на травму и, как ее следствие, не совсем адекватное восприятие окружающего мира. Просто эта прекрасная квартира… Она… Ты только не удивляйся тому, что сейчас услышишь… Она не моя.