Татьяна Устинова - Земное притяжение

…Не может она быть такой дурой. Она подруга авторитета, а это место, без сомнения, и выгодное, и тучное, но хлопотное, ненадёжное, беспокойное! Что-то здесь не так.

…Или Даша просто отстала от жизни?..

— Пойдём вместе в библиотеку, — предложила она. — Ты меня запишешь и скажешь, чтоб мне тоже американские книжки давали, как тебе! Я здесь ещё долго буду торчать, а делать нечего, только читать!

— Если хочешь, пойдём, — откликнулась Вероника. — Они прямо мои на тебя перепишут, чтоб не сдавать.

— А то совсем заняться мне нечем, — продолжала Даша. — На сегодня придумала развлечение, а что потом делать, ва-аще не знаю!

— А сегодня что?

— Поеду посмотрю, как ваши байкеры тусуются, — сказала Даша и засмеялась. — Меня один тип навёл, говорит — прикольные они!..

Мастерица прошелестела, что нужно помыть голову, Вероника поднялась, держась за зеркальный столик, и засеменила по блестящей плитке — каблуки очень мешали ей ходить. Даша проводила её глазами и в зеркале помахала рукой, когда Вероника зачем-то оглянулась.

— Мы вам тоже голову помоем, — нежно проворковала Дашина мастерица. — У нас отличные шампуни, Вероника Анатольевна из Парижа привозит, все клиентки умирают, просто умирают!..

…Плохо дело, подумала Даша с мрачным сарказмом. Ещё и клиентки умирают!..

У Вероники в сумочке зазвонил мобильный, и через секунду за ним прибежала администраторша, видимо, так было положено. Привычно покопавшись, она выхватила телефон и спросила у Дашиных хлопотуний:

— Голову моют?

Телефон надрывался, Даша косилась на него недовольно.

Получив утвердительный ответ, администраторша умчалась. Даша закрыла глаза. Ей очень нравилась возня с волосами, она сразу начинала засыпать, расслабленно мурлыкать и подставлять разные места, чтоб ещё почесали.

Вероника вернулась в белом тюрбане на голове, бросила в сумку телефон, потянулась и сказала:

— Как хорошо!.. Вот люблю я всякие позиции комфорта! Сейчас пишут, что обязательно нужно себя из комфортабельности вытаскивать, а я никогда не вытаскиваю! Вот мне хорошо — и хорошо!..

— Я тебя понимаю, — вздохнула Даша.

Они расстались почти подругами. Даша обещала звонить, а Вероника придумать «культурную программу» и поводить Дашу по «злачными местам», не выходя из «зоны комфортабельности»!

Стаскивая самокат с мраморных ступеней, Даша призналась себе, что немного сбита с толку.

Хабаров рассматривал листки, исписанные химическими формулами. Он плохо разбирался в химии, но кое-что понимал. Дяди Сашин пёс, поначалу спрятавшийся от него за голландскую печку, вышел из угла и теперь задумчиво чесался посреди истоптанного ковра, стучал лапой.

Постучит-постучит и перестанет.

— Блохи заели, да? — спросил Хабаров, оторвавшись от формул. Пёс насторожил уши. — Блохи — штука неприятная, но не смертельная.

Пёс слушал.

— Вот это, — продолжал Хабаров и потряс листочками, — штука смертельная и опасная. Насколько я понимаю.

Пёс заскулил.

— Да ладно, — удивился Хабаров. — Что такое?.. Ты тоже разбираешься в химии, хочешь сказать?..

— Он хочет сказать, что ему нужно пройтись, — объяснила Джахан. — Его выпускали только утром.

Хабаров уронил листок. Формулы спланировали под стол. Алексей полез за ними и спросил оттуда:

— Зачем ты встала?

— Мне надоело лежать. Пойдём, пёс! Пойдём, я тебя выпущу!

Тот бросился за Джахан, кубарем скатился с крыльца и немедленно задрал лапу на куст жасмина.

Джахан нашарила ногами туфли, сунула в них ступни, спустилась по ступенькам и уселась на серую от дождей и снегов лавочку, приткнутую к стене дома. Алексей Ильич вышел следом, вынес куртку, некоторое время мыкался рядом, а потом неловко накинул её на Джахан.

— Спасибо.

Он посмотрел на неё, ушёл в дом и не возвращался. Джахан задумчиво смотрела в сад. Он был серый, весенний, весь голый и какой-то неприкаянный. Вдоль глухого забора бурелом — разросшиеся кусты, повисшие плети то ли плюща, то ли винограда, прошлогодние листья, которые никто не сгребал. Участок пустовал, и видно было, что он пустует, никому не нужный.

…Нам ты тоже не нужен, подумала Джахан. Мы закончим работу, уедем и не вспомним о тебе. Ты останешься один, без людей — медленно пропадать.

Пёс, сделавший круг, подбежал и улёгся на кучу сосновых иголок, вывалив розовый язык.

Джахан посмотрела на него и прокричала:

— Алексей!

От натуги в боку сразу стало больно, как будто её вновь полоснули ножом. Впрочем, когда полоснули, совсем не было больно.