Татьяна Устинова - Земное притяжение

— Двигайте к машине, козлы, — приказал Хабаров гопникам. — Джо, я подсажу собаку в багажник. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор…

Макс Шейнерман спал, и ему снились слова. Длинные, короткие, странные и обыкновенные, вписанные в клетки синей шариковой ручкой, чёрной гелевой или простым карандашом.

Слов было много.

Потом клетки стали увеличиваться и множиться, обрастать переплетениями прутьев, и за прутьями оказался медведь, которого Макс Шейнерман никогда не видел в зоопарке, только из окна кабинета в гостях у тёти Фуфы. Маленький Макс забирался в кресло — оно крутилось и выворачивалось из-под него, — ложился животом на мраморный подоконник и смотрел в вольер.

Когда медведь выходил из зимней квартиры, был праздник, даже торт пекли.

«Наполеон» в тридцать листов.

Медвежья клетка вновь превратилась в тетрадный лист, и в клетках оказались заперты слова.

«Сноповязалка», «обобщение», «логарифм», «выселок», «телефон», «засов», «гром».

Гром не грянет, мужик не перекрестится. Гром победы, раздавайся. Когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом.

Макс открыл глаза.

За окном лило и гремел гром — должно быть, первая гроза в этом году. Утренний свет тихонько колыхался и подрагивал от дождя, и хотелось снова уснуть, и чтоб непременно приснился медведь и кресло тёти Фуфы.

В доме было тихо, только вздыхал где-то вчерашний запуганный пёс, которого привезли Джахан с Хабаровым. Он долго не хотел идти в дом, а когда его всё же уговорили, почти бегом бросился в угол между диваном и книжным шкафом, и там остался, сколько его ни звали.

…После работы я вернусь домой и куплю собаку. Не очень большую, чтобы можно было брать в самолёт. И не очень маленькую, чтобы можно было поговорить. Я буду выбирать собаку долго и со вкусом, возможно, даже посоветуюсь с Дашкой. Впрочем, какой из Дашки советчик!..

Думать о собаке и Дашке было приятно.

Макс намеренно усилием воли запрещал мыслям вернуться к тому, что стало ему очевидно ночью.

Он знал, что всё правильно, но сначала он встанет, умоется и выпьет кофе, а уж потом будет проверять. Во всём должна быть система.

Он всегда мылся холодной водой, но в тамбовском «частном секторе» вода была какая-то уж совсем ледяная. Макс сильно озяб и растирался полотенцем до красноты, до боли.

Одевшись, он зажёг на кухне газ, погрел над пламенем конфорки руки и поставил чайник.

Джахан не появлялась, хотя всегда вставала раньше всех.

Макс сварил кофе — зёрна мололись в ручной мельнице, которую он таскал с собой, на чашку холодной воды примерно три большие ложки кофе, так его когда-то научили в Италии, отрезал кусок сыра и задумчиво съел.

…Я прав, прав. Ну конечно, я прав!..

Кофе поднялся коричневой шапкой, и за секунду до того, как закипел, Макс снял его, осадил пену и снова дал подняться. Теперь нужно подождать, пока осядет гуща. Он подождал.

Вот теперь можно пить и проверять любые гипотезы.

Он отрезал себе ещё сыра и забрал кусок вместе с чашкой в комнату.

…Значит, «гром», «засов», «телефон», «выселок», «логарифм», «обобщение», «сноповязалка».

И «вомбат»! Там ещё был «вомбат», вдруг вспомнилось ему.

Всё моментально сошлось, и он поглядел на пирамиду слов.

…Большой шутник был Пётр Сергеевич Цветаев, погибший странной смертью в библиотеке имени Новикова-Прибоя!..

— Макс, сварить тебе кофе?

Он ничего не ответил, разглядывая пирамиду, и Джахан заглянула в дверь.

— Зайди.

Она вошла и встала у него за спиной.

Вдвоём они ещё некоторе время смотрели на пирамиду.

— Поедешь туда? — Джахан кивнула на листок с выписанными словами.

Он кивнул.

— Это прямо по твоей части, — заметила она. — Но всё равно будь осторожен.

Он задрал голову и посмотрел на неё снизу вверх.

— Я всегда осторожен.

— Мне просто захотелось тебе это сказать. Наверное, я старею, Макс.

— Ну. — Он поднялся. — Никто из нас не молодеет. Это было бы странно.

— Я приготовлю тебе завтрак, — поспешно сказала она. — Только дай мне десять минут.

Она вышла, и через некоторое время до него донеслось, как в большой комнате она разговаривает с собакой.

…Никто не молодеет, это точно!.. Что они станут делать, когда их время выйдет окончательно и они больше не будут пригодны для оперативной работы?.. Нет, есть, конечно, некие аналитические отделы, службы сбора информации и всякое такое, где постаревшие агенты находят себе занятия! И что с того? В работе ради заработка ни один из них не нуждался — их долго и тщательно учили преуспевать практически на любом поприще, и Макс точно знал, что сделать какую угодно карьеру совсем не сложно. Есть элементарные законы психологии, и если их соблюдать, вожделенная карьера, гарцующая в отдалении, как дикая лошадь, быстро окажется прирученной, взнузданной и стреноженной!..