Ольга Ракитина - Гувернантка

Шумилов раздумывал над словами своего начальника и чем больше он думал, тем больший протест они в нем вызывали.

— Все это представляется мне очень странным, — пробормотал он в конце-конце.

— Что именно?

— Вся эта история про удовлетворение рукой, про книжку немецкого медика… Робеющий господин полковник, не находящий слов для объяснения с сыном, и подбрасывающий ему книжку. Либо это выдумка, либо в этой истории очень много недосказанного. Еще римляне сформулировали один из принципов уголовного права: testis idoneus pater filio (отец неподходящий свидетель в деле сына)…

— …aut filius patri non est (а сын — в деле отца) …, — закончил мысль Шидловский, — это все, конечно, так. Но нет никаких оснований отмахиваться от заявления полковника. Нам нужны независимые свидетельства, а для этого надо допросить прислугу в доме Прознанских, ведь если связь была, прислуга наверняка в курсе.

Вадим Данилович сидел в расслабленной позе, переваривая сытный обед. Глаза его довольно жмурились, как у кота, только что полакомившегося сметанкой. Алексей Иванович тоже ощущал приятное умиротворение в организме. Прямо из ресторана они разъехались каждый по своим делам.

Алексей Иванович Шумилов поехал на квартиру Сергея Павловского. Тот жил с отцом, генерал-лейтенантом, в небольшом особнячке на Конногвардейском бульваре. Парадная лестница, заворачиваясь винтом, вела в большую зеркальную залу с громадными, от пола до потолка, окнами; помещение это, вне сомнений, служило зимним садом. Пальмы в кадках и экзотические фикусы с громадными листьями, почему-то испещренными дырочками, круглый, голубой с белым персидский ковер на полу, изящный ломберный столик с искусно выложенной китайской мозаикой — все в этом помещении создавало настроение неги, удовольствия. Падавшие через большие окна косые солнечные лучи накалили неподвижный влажный воздух и Шумилов почувствовал, как испарина моментально выступила на его лбу. Ждать хозяина долго не пришлось: буквально через полминуты в зимний сад вошел невысокий молодой человек с полученной от лакея визиткой Шумилова в руках.

— Павловский Сергей Александрович, студент историко-филологического факультета, — представился он, — Чем могу служить?

— Мне необходимо задать Вам, Сергей Александрович, несколько вопросов относительно Ваших отношений с Николаем Прознанским. Предлагаю вначале поговорить в форме, если можно так выразиться, свободного диалога, а в дальнейшем самое существенное из сказанного я оформлю в виде Ваших официальных свидетельских показаний. В связи с чем обращаю Ваше внимание на необходимость соблюдения точности и правдивости, поскольку на основании этих показаний может быть решен вопрос о Вашем вызове в суд в качестве свидетеля и приведение там к присяге. Я Вас официально об этом предупреждаю как требует того статья 443 Устава уголовного судопроизводства.

Молодой человек, казалось, несколько секунд переваривал услышанное, затем с видом радушного хозяина улыбнулся и широким жестом пригласил следовать за ним:

— Я знаю место, где нас не потревожат!

Хозяин дома провел Шумилова в просторную библиотеку, все стены которой были заняты книжными шкафами. На изящном лавсите — коротком диванчике для двух человек — сидели две совсем молодые девушки в одинаковых голубых платьях; они сосредоточенно изучали книгу, лежавшую у них на коленях.

— Милые сударушки, — обратился Сергей к барышням, — позвольте нарушить ваше уединение. Мне надо поговорить с господином Шумиловым из окружной прокуратуры.

Девушки всё поняли без лишних слов, синхронно подскочили, сделали книксен и моментально удалились.

— Мои кузины, — пояснил Павловский, — сдается мне, читали они вовсе не историю аргонавтов.

Молодой человек закрыл книгу, забытую сестричками на лавсите, и поставил её на полку. Шумилов успел заметить, что это был том Расина на французском языке. Стало быть любовная французская лирика волновала девичье воображение много больше древнегреческих сказаний.

Заметив, с каким интересом Шумилов рассматривает толстые фолианты на застекленных полках, Павловский не без гордости пояснил:

— Ещё дед собирал, многие экземпляры привез из французского похода. Он, знаете ли, в Париже больше всего книгами интересовался. Тут и Расин, и Ларошфуко, и все энциклопедисты в прижизненных изданиях на французском.

— Неужели Вы всё это одолели?

— Конечно, нет. Но многое. Будем считать, что любовь к чтению у меня наследственная, — пошутил Павловский, — Итак, чем я могу быть полезен Вашему, Алексей Иванович, ведомству?