Елена Богатырева - Исповедь

– Хоть две.

– Ну, ты что, не можешь его чем-нибудь кольнуть, чтоб поднялся? Ты пойми, я от Бога актриса. Я работу свою люблю и подрабатывать уборщицей в казино больше не хочу. Мне в кой веке попался богатый мужик. Квартиру купил из пятнадцати комнат.

Лариса смотрела на девушку безучастно.

– Да не смотри ты на меня так. Мне все эти тряпки и побрякушки – даром не нужны. У меня призвание, понимаешь… – по щекам девушки покатились слезы. – Я хочу играть в своем маленьком театрике. Дочка у меня… Три годика…

– Ладно, записывай телефон, – не выдержала Лариса.

Из складок платья невеста ловко извлекла сотовый и тут же набрала номер, продиктованный Ларисой. Поговорив, она удовлетворенно вздохнула:

– Обещал быть через десять минут. Не обманет?

– Нет.

– Приходилось пользоваться такими услугами? – с участием поинтересовалась невеста.

– Это мой знакомый. Звал как-то работать, – бросила Лариса и, уходя, с отвращением взглянула на жениха. – Что же вы так все-таки… ради денег…

– Так ты на него внимательно посмотри, – предложила невеста, – в нем что, кроме денег что-то есть?

– Но в первый раз и так…

– Почему в первый? Это мой третий брак, – искренне удивилась невеста.

Лариса быстрым шагом возвращалась к машине, пытаясь ответить себе на два вопроса. Действительно ли девушка расчувствовалась, разговаривая с ней, или она лишь талантливая актриса; и почему, черт побери, Наталья Гончарова похоронена как Ланская и нигде даже в скобочках самыми маленькими буквами не значится, что была она некогда любимой женой великого русского поэта. Это ведь так важно! Ведь если люди умеют притворяться как эта девушка, значит, и Саша тоже мог… А если женщины забывают, что некогда их любили необыкновенные мужчины, то значит и она забудет…

Перед Невским машина попали в огромную пробку и на Ларису снова нахлынули воспоминания. На этот раз самые жаркие – их первые поцелуи, первые объятия… Она передернула плечами, потому что даже теперь, через год от этих воспоминаний мурашки бежали по телу. Вот ведь как бывает на свете. Один человек уходит, а другой застревает в прошлом, прокручивая и прокручивая в памяти каждый час минувшей любви…

***

Три месяца они ходили вокруг да около. Каждый боролся с собой. Правда, теперь он уже подъезжал к больнице на машине, вез ее в какое-нибудь маленькое кафе поужинать и послушать музыку. Но, в конце концов, неизменно раскланивался возле парадной и растворялся в темноте. От этих невинных хождений желание, с которым оба так мужественно боролись, только росло, и однажды они все-таки не смогли с ним больше бороться. Страсть захватила их на несколько месяцев – оглушила и ослепила. Они забыли, что у их любви нет будущего. Но ведь рано или поздно это открытие должно было их отрезвить…

Последние месяцы весны оказались самыми мучительными. Саша делал выбор, а она – ждала. Нет ничего тяжелее такого ожидания.

– Понимаешь, – говорил он, – с женой мы давно стали чужими людьми. Но Ирочка… Она же ни в чем не виновата…

Лариса навещала пару раз девушку еще тогда, когда та лежала в больнице. Слышала, как отзывались о ней медсестры. Они звали ее «сучкой избалованной», говорили, что родителей таких девочек отстреливать нужно, пока еще кого-нибудь не родили и не воспитали «людям на радость».

Но Саша любил дочку слепо.

– Ирочка очень чувствительная девочка, ты ее просто не знаешь, – говорил он. – Она без меня пропадет. Мать ее совсем не понимает…

А Лариса, оставаясь одна вечерами, терзаемая муками ревности, ехала к его дому и кружила неподалеку, поглядывая на освещенные окна. Сколько раз ей приходилось видеть Ирочку, выходящей из подъезда под руку с мамой, щебечущую, кладущую голову той на плечо, кривящую губы вслед прохожим…

В глубине души копилась обида. Порой Лариса говорила себе, что она тоже ранимая и тоже ни в чем не виновата, порой убеждала себя, что родители на то и родители, чтобы любить своих детей, какими бы те не были. Да и ситуация любовного треугольника всегда патовая: невозможно угодить всем.

Но Саша сделал свой нелегкий выбор. В конце весны, когда для Ларисы весь мир сделался серым, а под глазами от бессонных ночей залегли черные тени, он пришел к ней с легкой спортивной сумкой.

– Все. Больше я никуда не уйду.

Она была слишком потрясена, чтобы интересоваться подробностями. Только на следующий день, когда изъявления обоюдной любви оставляли время и мыслям, она вдруг осознала, что он не торопится на работу.