Михаил Омельченко - Спам

David Bowen

Gatwick International Airport, London United Kingdom».

Чепуха и бред. Или чья-то странная шутка? Как можно этому верить, и кто в здравом уме и по доброй воле расстанется с такими деньжищами? И кстати, почему именно долларов, а не евро?

Я выпал на какое-то время из реальности и пришел в себя, только когда почувствовал, что от неудобного сидения перед компьютером затекла шея.

Ладно. Пачку из ста сотенных бумажек я себе представляю. Ее без труда можно положить в карман куртки или даже брюк. А это ни много ни мало – десять тысяч. Три такие пачки будут, наверное, размером с мой ежедневник, и даже меньше, что не очень впечатляет. Но миллион? Или даже два?

Как на самом деле выглядит такая куча денег, я представлял себе уже с трудом. Поэтому покрутив как следует головой, чтобы избавиться от неприятного ощущения, и попутно думая о том, что к написанному не стоит относиться всерьез, все-таки полез за справками в интернет.

Оказывается стандартная американская купюра, неважно какого достоинства, имеет размер 6,14 на 2,61 дюйма и весит 0,03 унции. В переводе на общечеловеческий и после округления выходит бумажка пятнадцать с половиной на шесть с половиной сантиметров и весом примерно в один грамм. На четверть – лен, все остальное – хлопок плюс еще немного синтетики.

В теории должно получиться что-то около восьми с половиной килограммов на один миллион стодолларовыми купюрами. Это в теории. Но до меня уже все давным-давно посчитали, и даже то, что я по неопытности упустил из виду.

На самом деле эта же сумма новенькими, непотертыми купюрами, фасованными по сто, весит порядка десяти с половиной кило. Так что вся моя доля тянет ни много ни мало на двадцать один килограмм настоящего живого веса. И с таким «портмоне» уже особо не побегаешь.

Еще я выяснил, что бывают купюры по 500, 1000, 10 000 и 100 000. Но такие бумажки в ходу только на территории США, и вывоз их за пределы страны запрещен. А последние, стотысячные, вообще никогда не покидали стен федеральных резервных банков. Но это ладно. В письме же было ясно сказано: «по сто».

Дальше я не удержался и проделал те же нехитрые манипуляции с евро. Здесь банкноты разного достоинства весили по-разному. Я выбрал самую достойную и интересную, на мой взгляд, – пятисотенную в 1,1 грамма. Два миллиона такими тянули примерно на 4,5 кило. И это было уже совсем другое дело, учитывая, что курс евро выше доллара.

Стоп, а как же объем? Эта задачка была бы увлекательна для тех, кто в беззаботном детстве не наигрался в разноцветные кубики. Но мне подробности были не важны. Хватило и того, что миллион долларов умещался в кейс среднего размера. Главное, что всю свою долю я смогу засунуть в дорожную сумку, что валяется в углу у окна. И еще присыпать все это сверху носками. Так, на всякий случай, для маскировки.

Воображение не подвело. Сработало сразу и без осечек. Живо трансформировало стопку из пяти железных кейсов в один симпатичный хромированный куб с бронированной дверцей в заклепках и ручкой-штурвалом. Тут же, откуда ни возьмись, нарисовался, словно какой-то сказочный джинн, добродушный малый в фирменной спецовке. «Не извольте беспокоиться, к самому порогу!» – протягивает мне заветный бланк, в котором только и осталось, что расписаться… И улыбается, зараза!

Нет, определенно в этом что-то было. Такое, что даже палец знакомо зарефлексировал. Но я этот приятный зуд переборол, и ручка осталась там, где ей сейчас было самое место, – в отвалах моего бумажного Клондайка. Закинув руки за голову, я стал мечтательно разглядывать стену, как будто в этих рыжих пятнах неизвестного происхождения мне неожиданно открылась настоящая карта. Старая пиратская карта сокровищ…

Забавно, конечно, размышлять о том, что было бы, случись то-то или то-то. То есть о том, чего все равно никогда не будет. Занятие настолько же глупое, бесперспективное и совершенно пустое, насколько приятное и чертовски затягивающее. Лицо у меня при этом, наверное, сильно поглупело. Но это ничего. Кто меня сейчас видит?

Я все-таки ответил. Я просто не мог не ответить. Но сделал это несколько уклончиво, оставив себе небольшую лазейку, на случай если это действительно чей-то розыгрыш. В том смысле, что я – русский, и не совсем понимаю о чем, собственно, идет речь. Я даже не стал проверять то, что написал. Только адрес, на который должен был ответить. Мне он был не знаком.

***

Спать не хотелось. И вовсе не потому, что я уже выспался. Просто, после того как письмо ушло, на душе стало как-то неспокойно. Назойливая мыслишка о дармовых миллионах все не отпускала и тянула к компьютеру, к уже открытому браузеру. Мне просто необходимо было кое-что проверить.