Валерий Гусев - Неуловимая коллекция

Конечно, разойдемся. Потому что как только Гоша доставит его домой, он тут же попадет в руки милиции. За незаконное хранение оружия.

И мы его отпустили. Даже глаза завязывать не стали и прищепку с носа снимать. Ничего он теперь не сделает. Ни нам, ни папе.

Мы проводили его до калитки, показали дорогу, и он потрусил вдоль заснеженной улицы, засунув одну руку в карман, а другой потирая уши. А потом сорвал прищепку и зашвырнул за чей-то забор. И правильно сделал, а то Гоша напугается.

Когда Карабас скрылся вдали, мы заглянули к бабушке. Она все еще добротно спала. Старинный чепчик ее сполз на нос, и его кружавчики мерно вздымались от ровного дыхания.

– Спящая красавица, - хихикнул Алешка.

ВОТ ЭТО ДА!

Итак, каникулы стремительно приближались к концу, а наше следствие по делу о краже оружия окончательно зашло в тупик.

Утром мы позвонили домой и спросили маму:

– Как там папа? Остыл?

– Думаю, можете возвращаться, - сказала мама. - Но он обещал вас выпороть.

– Когда?

– Он не сказал точно. Думаю, при встрече. Чего ты молчишь?

– Думаю, - ответил я.

– Раньше надо было думать, - отозвалась мама. - Ладно уж, возвращайтесь. Я вас прикрою.

Мы разбудили бабушку, поблагодарили ее за гостеприимство, забрали лыжи и пошли на станцию. По дороге Алешка задумчиво проговорил:

– Что-то мы с тобой упустили.

– Что?

– Не знаю. Но что-то потерялось в самом начале.

– Вспоминай.

Он достал из кармана плитку шоколада, освободил ее от обертки и фольги, разломил на три части. Одну мне, другую себе… А третью?

– Папе подарим.

– Не поможет, - вздохнул я. - Он взяток не берет.

Грустные и задумчивые, мы добрели до станции и остановились у табло с расписанием.

– Мальки! - раздался за спиной шепот. - Ходи сюда!

Мы обернулись - никого. То есть люди на платформе были, но никто к нам не обращался.

– Сюда, сюда, - послышалось снова, и из-за табачной палатки замахала чья-то рука.

Мы подошли - настороженно, готовые в любую секунду бросить лыжи и дать деру.

Это был Гоша. Он прятался.

– Мальки, - зашептал он трагически, - батю вашего менты повязали.

– Фиг с ним, - беспечно отозвался Алешка, позабыв о конспирации.

Но Гоша не обратил внимания на его реакцию. Он был в шоке.

– Сам видел, в натуре. Токо подвез, они и навалились. Я-то оторвался, а его так под гипнозом и увезли. - И с сочувствием посмотрел на нас. - Кто-то его ментам сдал.

– С чего ты взял? - с невольным испугом спросил я.

– У меня на ментов нюх. Даже на переодетых. Я их за сто километров чую. - Гоша говорил и все время вертел головой. Наверное, переодетых ментов в толпе высматривал. - Видал я в поселке одного подозрительного. Все бродил, высматривал, выспрашивал… И к вам на дачу заходил.

– Да мало ли кто к нам заходил, - «подогрел» я Гошу - что-то меня в его словах заинтересовало.

– Не, в натуре, вылитый мент переодетый. Пальтишко такое на нем неказистое. И главное - авоська с пустыми бутылками. Для отвода глаз.

Слышал бы его сейчас наш папочка. Надо будет у него спросить: он, когда на задании, авоську с бутылками таскает для маскировки?

– А может, он просто бутылки по домам собирает? - предположил Алешка.

– Мент? - обалдел Гоша. - Бутылки? Ты что гонишь, в натуре?

Совсем он нас запутал своей логикой. Но что-то в его словах есть. Только я никак не мог понять - что именно? Сидит что-то в памяти, как маленькая заноза - и не разглядишь ее, и не выдернешь.

Подошла наша электричка. Она была почти пустая, и нам удалось сесть у окошка. Что-то прохрипел динамик, зашипели то ли двери, то ли отпускаемые тормоза, и мы прильнули к стеклу. Электричка тронулась.

Гоша помахал нам и, все так же озираясь, побрел по платформе. У следующего табачного киоска его остановили два патрульных милиционера, что-то сказали, и дальше они пошли уже втроем. Как три неразлучных друга: Гоша - в центре, а непереодетая милиция - по бокам. Не учуял ее Гоша за сто километров.

– И чего они все воруют и воруют?… - с недоумением спросил меня Алешка. - Жили бы спокойно.

Что тут ответишь?

– Они по натуре такие. Типа того.

– Елка сыпаться начала, - сказала мама, отворив нам дверь. - Мне уже пылесосить иголки надоело. Мойте руки, ужинайте и разбирайте елку.

Руки мыть мы не стали, а поужинали с удовольствием, надеясь, что про елку, глядя на наш аппетит, мама забудет. Но она не забыла, опять напомнила.

Мы заныли. И ныли до тех пор, пока мама не напомнила нам кое о чем: