Елена Ворон: Тайна священного озера

– Расскажите-ка еще раз про лошадь, сеньорита, – велел майор.

– Лошадь? – промямлила я. – Какая лошадь?

Он что-то проворчал, буравя меня пронзительным взглядом. Я не разобрала ни слова. Со мной такое случалось в университетские годы: испанский – второй язык – шел у меня лучше всех в группе, но на экзамене будто выключали рубильник, и я испуганно таращилась на экзаменаторов, не понимая ничего и не в силах выдавить ни звука. Двойка, пересдача… Подозрительность в глазах майора была похуже всякой двойки. Он продолжал говорить.

– Трам-бам-бам, тра-та-та, тру-лю-лю, – звучало у меня в ушах. – Куда-да ты-ты дела-ла брата-та? Уби-ла сама-ма в лесу-су? – слышалось мне по мере того, как мрачнело смуглое лицо полицейского.

Я отчаянно покраснела – ненавижу краснеть! – и замотала головой. Затем бешеным усилием воли смирила волнение и выпалила:

– Don't understand!

Он заговорил по-английски – но это был совсем не тот английский, который я привыкла понимать. Я сидела, оцепенело глядя на шевелящиеся черные усы майора, а под пиджаком стекали по телу капли пота. Что за лошадь от меня требуют?!

Потеряв терпение, Колорадо повысил голос. В фильме «Золото Маккены» был бандит, которого тоже звали Колорадо; обаятельный такой… Я вздрогнула, поймав себя на идиотских мыслях. Майор смотрел на меня, как на пойманную с баулом кокаина наркоделичку. Откинувшись на спинку кресла, он сердито хлопнул ладонью по листкам, куда заносил мои показания, – и тут я вдруг позорно разревелась.

– Не знаю про лошадь… Мне Игорь нужен! – всхлипывала я.

Майор тяжко вздохнул – непросто иметь дело с истеричками – достал из сейфа бутылку амонтильядо, плеснул вина в бокал и протянул мне.

Я успокоилась; однако от вина, выпитого на пустой желудок, меня сейчас же развезло. Я по-дурацки захихикала, криво расписалась на листе бумаги, который подал Колорадо, и на нетвердых ногах выбралась в коридор. Не сомневаюсь: майор смотрел мне вслед с отвращением.

О том, чтобы в пьяном виде сесть за руль, не могло быть и речи. Я покатила скутер по Одиннадцатой авениде. Хоть бы найти приличное место, где посидеть в затишке и очухаться.

Впереди показалась приподнятая на сваях бело-розовая терраса кафе «Альварада». Я доплелась до кафе, прислонила каракатицу к дереву, покрытому лиловыми орхидеями, и по лесенке поднялась на террасу. Здесь оказалась орава высоченных развеселых парней – похоже, в «Альвараду» нагрянула команда баскетболистов. Они были в разноцветных бермудах и майках с картинками и походили на стаю невоспитанных попугаев. Но не уходить же теперь; я пробралась к самому дальнему от баскетболистов свободному столику.

Лошадь! Меня озарило. Майор Колорадо зацепился мыслью за то же, что и я прошлой ночью: никто из туристов не мог прибыть на спектакль в седле. Это был кто-то из местных. Может, вступившийся за меня таинственный незнакомец имеет отношение к исчезновению Игоря? Наверное, на Гвантигуа не так уж много верховых лошадей – при желании полиция опросит их владельцев…

– Что закажете, сеньорита? – медовым голоском пропела подошедшая официантка.

– Спасибо, ничего. – Смутившись, я начала бестолково врать: – Я жду одного человека. Он должен вот-вот подойти.

Утратив ко мне интерес, девушка удалилась. Хорошенькая латинос: тонкие черты лица, точеная фигурка, сплошная грация – но при этом темно-коричневая кожа, от вида которой меня передернуло. Кажется, я начинаю слишком болезненно воспринимать все негритянское и цветное…

– Сеньорита, вы позволите? – раздался над ухом неважный испанский, и на шею мне легла гирлянда оранжево-красных цветов. Концы ее свисали до пола.

Сердце сладко замерло. Он! Искомый будущий муж, надежда и опора семьи Бернстайнов, умный, галантный, обеспеченный. Он сам нашел меня, лапушка… Я подняла глаза от пламенеющей гирлянды – цветы были роскошные, вот только запах у них не ахти – и замершее в сладостном предчувствии сердце разочарованно застучало дальше. Не Он. Присевшему напротив господину можно было дать лет восемьдесят пять. Впрочем, его голубые глаза живо блестели, а движения были легки и энергичны. На незнакомце была тростниковая шляпа местного плетения и дорогой светлый костюм.

– Питер Блуай, – представился он.

Непереводимая игра слов: blue eye означает «синий глаз», а глаза у старика и впрямь были голубей голубого.

– Чем вас угостить, сеньорита?

– Мороженым, – ответила я по-английски, не в силах противиться требовательным воплям голодного желудка.