Мария Спасская - Флейта гамельнского крысолова

— Сорок вторая, сорок третья и сорок пятая, — глядя в раскрытый дневник, принялась загибать пальцы Лада, на голове которой подруга возводила вавилоны.

Звонок в дверь заставил детей замереть. А через секунду, вспомнив наказ бабушки, Жанна бросила расческу и кинулась в коридор, открывать деду. За дверью, пошатываясь и улыбаясь, стоял высокий сухой старик, согнутый в верхней части спины так, что напоминал вопросительный знак. Рядом с ним скучал участковый. Увидев в дверях девочку, участковый насупил брови и сурово спросил:

— Из взрослых дома есть кто?

— Нету, — шмыгнула носом Жанна. — Бабушка мне велела отпереть.

— Тогда уведи деда в комнату, закрой на ключ и не выпускай, — сказал милиционер. И для острастки пригрозил: — Если старик уйдет на улицу, ты будешь отвечать! Так и знай, посажу на пятнадцать суток!

— Меня-то за что?

— За то, что не выполняешь распоряжение участкового. Веди уже! — Он подтолкнул Вольского в сутулую спину.

Старик перешагнул через порог и, мелко перебирая ногами, потрусил в свою комнату. Жанна понуро плелась за ним. Безумец долго возился с ключами, отпирая закрытые на замок двери, затем вошел к себе, но на ключ не заперся.

— Дед, дай ключ, я тебя закрою, — стоя в коридоре, повысила голос Жанна, чтобы было слышно в комнате.

Но, так и не получив ответа, постояла под дверью и пошла к Ладе. Девочки сидели за столом, голова к голове склонившись над книгой.

Надюша обернулась и с плохо скрываемой гордостью сообщила:

— Пока тебя не было, мы две задачки решили.

— Подумаешь! — ревниво фыркнула Жанна. И, прищурившись, с презрением протянула: — Это Ладка решила, а ты тут ни при чем. Такие идиотки, как ты, Надь, вообще ничего решить не могут. Ты не только уродина, но еще и полная дура!

Обиженно засопев, Надежда поднялась со стула и деревянной походкой вышла из комнаты.

— Что-то Надюшки долго нет, — дразня подругу, минут через пять с деланым безразличием проговорила Лада.

— У деда небось торчит. И чего вы все к нему ходите, не понимаю, — зло выдохнула Жанна. — Это мой дед, а не ваш.

— Ой, не могу! Он тебе такой же дед, как и нам с Надюшкой!

— Это я не могу! Все Надюшка да Надюшка! Надоело! Думаешь, Аркадий Борисович вам тайник покажет? Держи карман шире!

— Да нет никакого тайника, слушай его больше!

— А вот и есть! Я один раз сама кое-что видела, а тебе не скажу! Целуйся со своей Надькой!

Жанна поднялась с дивана, вышла, с вызовом хлопнув соседской дверью, прошла по коридору и, остановившись у комнаты деда, прижалась ухом к филенчатой двери. В комнате стояла тишина. Немного послушав, девочка потянула на себя створку и заглянула внутрь. Дед сидел в кресле, перед ним в рядок стояли три непочатых пузырька с настойкой боярышника.

— Дед, можно войти? — спросила Жанна.

Старик не шевельнулся. Жанна приблизилась к нему и тронула за коричневую руку в выпирающих корнях фиолетовых вен. Рука безжизненно скользнула с подлокотника. Девочка испуганно отшатнулась — Аркадий Борисович был мертв.

— Ладка! — не своим голосом закричала Жанна. — Ладка, иди скорее сюда! Дед умер!

На ее крик прибежала Лада, а в следующий момент заглянула и вернувшаяся с рынка Глафира Семеновна.

— Ну, надо же, горе какое! — всплеснула руками старуха. — Во дворе бабы болтали, в этом году квартиры всем очередникам дадут. Очень не вовремя дурак мой умер, — сокрушенно качала она головой, прохаживаясь между горкой с йенским фарфором и пятистворчатым резным шкафом с изображением сцен псовой охоты на оленя. — Хоть бы квадратные метры на него получили, а теперь чего? В комнате этой проклятущей так и не пожила, только нянчилась с блаженным дурачком всю жизнь. Жанка, какого черта стоишь как пришитая? — прикрикнула она на внучку.

— А чего делать-то надо? — встрепенулась девочка.

— Звони в милицию, участковому.

— Ну, позвоню я. И чего скажу?

— Говори, что отмучились мы. Преставился Аркадий Борисович Вольский.

— Помер, чтобы переродиться в кота, — хихикнула девочка, но увесистый подзатыльник заставил ее прикусить язык.

Закавказский военный округ.

Зона антитеррористической операции, 2007 г.

Дорога темнела извилистой лентой, лишь изредка освещаемая тусклым серпом луны. Стараясь ступать неслышно, он шел по обочине, и под тяжелыми подошвами берцев предательски громко хрустели куски бетона, обломки кирпича и осколки разорвавшихся снарядов. В кармане защитной куртки завибрировала рация — отправляясь в ларек за водкой, звуковой сигнал он благоразумно отключил. Вытянув прибор непослушными пальцами, чуть слышно ответил: