– Надо еще, чтобы я захотела!
– Послушайте. Здорово, конечно, что у вашего журнала есть свой круг читателей, но, скажите, сколько их у вас ежемесячно? Двадцать тысяч, двадцать пять, сколько?
– Больше.
– Хорошо, пусть так. Но телеэфир – в правильно выбранное время на одном из общественных телеканалов, при разумном бюджете и с соответствующим оформлением, плюс две-три свежие идеи – даст вам ни с чем не сравнимый шанс, уж поверьте… Ни одной домохозяйки не останется, которая бы вас не узнала.
– Я не эксгибиционистка.
– Все поначалу так говорят, но вот посмотрите, к этому быстро привыкают. Я знакома с несколькими такими «непорочными девственницами», которые теперь впадают в депрессию, если их не узнают на улице… Им необходимо, чтобы их замечали, ревновали, любили, восхваляли.
– Они снимаются, чтобы их любили? – присвистнула Лора.
– Ой, вот только не нужно громких слов, при чем здесь любовь? Вы сами-то в нее еще верите?
Всякий раз, когда Лоре по разным поводам, но с неизменным комом в груди и затуманенным взором приходилось взбираться по двенадцати ступеням, ведущим к паперти церкви Святого Роха, ее охватывал безотчетный страх. У нее уже вошло в привычку избегать этой части улицы Сент-Оноре, с которой было связано слишком много тяжелых воспоминаний: рано ушедшие друзья, траурные, переворачивающие душу церемонии в этом символическом месте, прозванном «папертью артистов». И вот ей снова предстояло подняться по зловещей широкой лестнице. Было сыро, ветрено, неуютно. Свинцовое небо словно нависло над ней всей своей тяжестью. Подняв воротник шерстяного пальто, Лора плотнее укутала шею шарфом.
Все или почти все представители профессии уже были на месте: звездные рестораторы, от самых именитых до тех, кто поскромнее, прошедших школу в заведении Вильдье, а также несколько незнакомцев, возможно, из числа клиентов, с которыми за долгие годы у шеф-повара успели завязаться дружеские отношения. На церемонию явились также поставщики – оптовики и мелкие фермеры, политики и представители богемы, в том числе писатель, известный своими философскими эссе по рациональному питанию, и седовласый, дважды сезароносный [27] «Сезар» ( фр. «César» ) – национальная кинопремия Франции; вручается с 1976 г.
актер. Лора скромно поприветствовала издалека Ги Савуа и Алена Дюкасса, пожала руку Пьеру Ганьеру и Жан-Франсуа Пьежу, которые сидели на ряд впереди, а Янник Алено сам помахал ей рукой с хоров. Даже Матье Вьянне приехал из Лиона, а вот Поль Бокюз [28] Ги Савуа… Поль Бокюз – известные французские шеф-повара и рестораторы.
по причине усталости и плохого самочувствия на похоронах присутствовать не смог.
Персонал ресторана, явившийся на панихиду в полном составе, стоял позади семьи. Вдова – Женевьева Вильдье, прямая как палка, само воплощение чопорности и достоинства, стояла рядом со своим отцом и тремя детьми от семи до двенадцати лет, время от времени поправляя черную шляпку с вуалью, купленную на авеню Монтень [29] Раньше авеню Монтень называлась аллеей Вдов; с 1980-х – это один из главных пунктов высокой моды в Париже.
. Лора Гренадье наклонилась в сторону, чтобы понаблюдать за служащими Жюльена. Энзо Малапарт, в дорогом итальянском костюме, держался особняком, Этьен Франкаст что-то шептал на ухо сморкавшемуся Сирилу Прессаку, Давид Бенайя погрузился в свой смартфон, а две молоденькие официантки, вероятно, обсуждали последнюю подтяжку бывшей певички варьете, очень популярной в восьмидесятые.
Опоздавшие Дафне и Пако, склонившись в три погибели, пробрались между скамьями, чтобы сесть на места, занятые для них Лорой. Траурная церемония, длившаяся вечность, состояла из чтения псалмов, отрывков из Книги Бытия, а также трудов Брийя-Саварена и Огюста Эскофье [30] Жан Ансельм Брийя-Саварен (1755–1826), Огюст Эскофье (1848–1935) – корифеи французской высокой кухни.
. Проповедь, произнесенная с необычайным пафосом, как ни странно, волнения не вызывала. Никто ничего не понял из аллюзий священника, кроме, пожалуй, того, что следует обуздывать свои желания. Публика зевала, кашляла, засыпала, шмыгала носом и уже почти забыла, что провожает в последний путь человека, незадолго до того заколотого ножом.
Когда хор запел отходную и присутствующих попросили выйти из церкви в ожидании выноса гроба на паперть, все вздохнули с облегчением. Дафне потихоньку улизнула, до того как толпа устремилась к выходу: ей обязательно нужно было вернуться в редакцию, чтобы проверить качество фотографий для одного портфолио и внести правку в макет рекламных страниц. Лора и Пако прошли перед книгой соболезнований, не остановившись, чтобы поставить подпись, и тут столкнулись нос к носу с Ангерраном Мариньи, одним из самых язвительных ресторанных критиков своего поколения. Одетый в бесформенные джинсы и видавшую виды кожаную куртку, с густой седеющей шевелюрой, он уже разменял свои полста и держался не без надменности.
Читать дальше