Вадим Россик: Посмотри в лицо смерти

Стоит Василёк, разинув рот, глядит на это волшебство. Вдруг голос приказчика как гаркнет: «Не по той половице ходишь, нищеброд! Выбрось мою Розу из пустой головы!» Василёк-то разом и проснулся. Вскочил на ноги. Уже совсем темно в лесу, а во тьме будто звёздочка светится. Пошёл он на этот свет. Гляди-ка, Манючка в сторонке ползает и горит, словно радуга. Обрадовался Василёк. Неужели нашёл-таки червяк золотую жилу? Приметил Василёк место, сунул урода в котомку и ну бежать на завод. Да только слишком далеко забрался. Всю ночь плутал Василёк по горному лесу. А может, его нечистый водил? Как знать? Лишь к обеду добрался Василёк до приказчичьего дома. Зашёл он на двор и обомлел. Видит, неладное что-то. Плотник гроб мастерит, а рядом Карл Иваныч стоит чернее тучи. Заметил приказчик Василька и оскалился недобро:

– Опоздаль ты, нищеброд. Сегодня четвёртый день пошёль.

Василёк еле вымолвил помертвевшими губами:

– Кому гроб-то, барин?

– Роза ночью вылезла в окошко, поднялась на скалу над рекой и бросилась вниз. Как нашли её – уж не дышала.

Услыхав про такое горе, помутилось в голове у Василька. Отчаянно закричал он, выхватил у плотника топор и одним ударом развалил приказчику голову. А после ушёл в лес да там и сгинул. Никто не посмел его остановить. С тех давних пор много смельчаков искало золотую жилу, из-за которой Василёк свою любовь проспал. Правда, никто так не нашёл. Многие из них пропали в дремучих лесах, а немногих находили мёртвыми. Вот заводские и запоговаривали, что это Чертовка приставила Василькову тень ту жилу золотую стеречь.

Вечером пал туман. Он надёжно спрятал под своей белесой пеленой и трассу, и крутые склоны гор-великанов, заросшие густым замшелым лесом, и небольшую площадку, на краю которой притулилась шашлычная. В этот поздний час площадка пустовала, лишь перед самой шашлычной стоял одинокий автопоезд с казахстанскими номерами. Погода вогнала бы в депрессию даже счастливого идиота, выкурившего суперкосяк – темнота, плотный туман и холодный дождь. Начало осени больше походило на её конец. Громадные сосны мокли под потоками небесной воды, раскачиваясь и скрипя от порывов ледяного ветра, словно парусники в штормовом море. Во мраке торчали кусты, похожие на чудовищные траурные букеты. Впрочем, такая мерзопакостная погода для осеннего Урала – дело обычное.

– Желаете что-нибудь ещё?

Асмик, толстая, словно реклама средства для похудения («такой она была до…»), подмигнула покупателю лукавыми глазками, подёрнутыми влажной плёнкой. Непонятно, как ей удавалось подмигивать сразу двумя, но вот как-то удавалось. Покупатель – грубо отёсанный пожилой мужик с казахским лицом – скуластым и неподвижным, будто нарисованным на матрёшке – в ответ проворчал:

– Два блока сигарет покрепче.

– Рафик, два блока «Пегаса»!

Из подсобки вынырнул хозяин шашлычной Рафаэль Хачапурян – полный, солидной внешности представитель армянской диаспоры. Его макушку давно захватила обширная лысина, окружённая серебристым венком курчавых волос. Под мышкой Хачапурян держал два белых блока с крылатым жеребцом. Асмик принялась рассчитывать клиентов: сигареты, минералка, синтетические рулеты.

– Не шалят тут у вас рыцари ночи? – спросил Хачапуряна второй покупатель – юноша, похожий на пожилого казаха, как сын на отца.

Хачапурян растянул губы в фальшивой улыбочке:

– Не без этого. Будьте осторожны. А вы далеко путь держите, уважаемые?

– В Костанай.

– Далеко. Может, остались бы? Мы не закрываемся до полуночи. Поужинаете у нас, переночуете в своём «камазе», а как туман развеется и поедете.

– Спасибо, но нам нужно торопиться. Видите, какая погода, а плазма боится сырости.

– Не болтай, Эльмир! – оборвал словоохотливого юношу казах. – Пошли, нам пора.

Водители вышли из шашлычной, сели в красный «камаз», завели его и растаяли в тумане. Когда шум автопоезда стих, Хачапурян достал из кармана сотовый телефон. Асмик боязливо сморщила носатое лицо:

– Будешь звонить Гороху?

Не отвечая, Хачапурян повернулся к супруге спиной и быстро проговорил в мобильник:

– Привет, дорогой. Красный «татарин», Казахстан, телики. Работаем.

В двух километрах от шашлычной в лесу у начала длинного, как кишечный тракт травоядного животного, подъёма притаился микроавтобус с потушенными огнями. Самый обычный «увазик-буханка». На обоих бортах неброская славянская вязь: «Упокой-сервис». Номера покрыты толстым слоем глины. Внутри находились трое. Двое в салоне курили. Водитель грыз семечки, вглядываясь в туман.