Валерий Гусев - Нападение голодного пылесоса

– Я, конечно, еще не очень, но у меня все впереди.

– Так, - папа придвинул к себе чашку, - выкладывай свою «такую историю».

– Одному человеку подарили бесплатно очень дорогую лошадь…

– Какая прелесть, - сказала мама.

– Главное, - подчеркнул папа, - что бесплатно подарили. А то бывает еще, что за деньги дарят. Дальше что?

– А он, этот один человек, вместо того чтобы разводить эту прекрасную породу лошадей для своей родины, продал эту лошадь одному немцу. За целый миллион…

– В свой карман, да? - уточнил папа.

– Конечно! Не в мой же. А вот другой человек, честный очень, взял да и украл у него эту лошадь…

– Ну, если честный человек взял да украл, значит, он жулик. Вор.

– Да он же не для себя ее украл! - взвизгнул Алешка так, что мама опять потрогала его лоб. И даже сделала вид, будто об него обожглась. Алешка - ноль внимания: - Он ее украл, чтобы она не досталась немцам. Представляешь, пап, у этого Топаза будут жеребята, а они уже станут иностранцами. А иностранцы на них будут побеждать нас на мировых скачках! Что, здорово скажешь?

– Не скажу, - проговорил папа. - Но так или иначе, этот Тимофеев совершил преступление. Кражу. Причем особо ценного имущества.

Алешка сердито расхохотался.

– Пап, а если бы я во время войны угнал у наших врагов особо ценное имущество в виде танка или ядерной ракеты? То что? Я тоже стал бы вором?

– Ты бы стал героем, успокойся, - сказала мама. - Сделать тебе еще чаю?

От «еще чаю» Алешка никогда не откажется. Хоть пять раз. Но тут он даже не услышал маму.

– Знаешь, Алексей, - серьезно сказал папа, - такие вопросы решаются через суд.

– Знаю! - вспыхнул Алешка. - Самый гуманный в мире.

Мама фыркнула. А потом спохватилась и нахмурилась.

Папа тоже нахмурился. И сказал:

– У меня возникло подозрение, что ты знаешь, где скрывается находящийся в розыске по подозрению в краже гражданин Тимофеев. А также, где он скрывает похищенное им ценное имущество. Такое поведение называется укрывательством. И за это тоже наказывают. Ты понял меня? - Алешка так мотнул головой, что его можно было понять двояко. - Где он скрывается?

– Он скрывается, - легонько усмехнулся Алешка, - он скрывается под маской Волка.

– Ну, погоди! - сердито сказал папа. - Я с тобой еще поговорю.

Мама испуганно захлопала глазами. Но папа уже успокоился.

– Это не твое дело, Алексей, - миролюбиво закончил он разговор. - Это дело следствия и суда. Если суд признает незаконное владение «одного человека» ценной лошадью, он может принять соответствующее решение. - Тут папа о чем-то на секунду задумался и так задумчиво добавил: - А если следствие выяснит, что этот «один человек» и сам порядочный преступник, то суд может вынести постановление не только о заключении гр. Ерши… то есть этого «одного человека» под стражу, но и конфискации его незаконно нажитого имущества. В том числе и гордости российского коневодства по имени Топаз. Все понял?

И тут даже я все понял. Я даже больше понял: вольно или невольно папа подсказал Алешке, как надо действовать. Это я сразу же по Алешкиным глазам догадался.

– Я все-все понял, - затараторил он. - Ты как всегда прав, папочка. Я больше не буду. Я буду готовиться к соревнованиям, чтобы завоевать главный приз.

Папа очень недоверчиво взглянул на Лешку, а маме сказал:

– Не спускай с него глаз.

Алешка хихикнул. А мама кивнула:

– Я буду с ним на елки ходить.

– За ручку, - буркнул Алешка.

На следующий день он обулся в рабочие сапожки и отправился на тренировку. Я решил пойти с ним, все-таки надо за ним приглядывать. Со слов папы я понял, что милиция уже начала заниматься темными делами Ершикова. Вот и хорошо. Каждый должен делать то, что ему положено. Милиция будет «раскручивать» преступников, Алешка скакать на Алмазе, а я писать дневник.

На тренировке Алешка что-то не очень усердствовал. Не похоже было, что он собирается взять первый приз. Он легонько проскакал два круга на Алмазе, поспорил с Полковником, а все остальное время провалялся на сене, о чем-то беседуя с тренером Галиной. Часть их разговора мне удалось ухватить. Я тоже развалился на пахучих тюках с сеном, делал вид, что обдумываю свои очередные записи для потомства, а сам навострил ушки. Но разговор этот не показался мне очень интересным. И только время спустя я понял, как он был важен для правильной оценки произошедших событий. И тех, что уже были не за горами, а вот-вот должны были произойти.

Галина, покусывая сухую травинку, рассказывала, а Лешка, распахнув глаза, слушал.