Илья Штемлер - Утреннее шоссе

На этот раз стук донесся резко и властно.

Антонина окинула комнату строгим взглядом: нет ли чего компрометирующего? Она сдернула со спинки стула платок, накинула на плечи, взглянула в зеркало и пошла открывать.

Беспокойство охватило Клямина.

«Чего это я? - подумал он. - Чего это я?» Он напряженно вслушивался в доносившиеся до него глухие голоса, но ничего не мог разобрать. Вскочил, шагнул к окну, отодвинул занавеску. Над кромкой забора угадывалась крыша такси…

Дверь распахнулась. Клямин обернулся и увидел на пороге коренастого, крепко срубленного мужчину. Антон узнал его мгновенно. Плешивый! Тот самый «свидетель по делу», что ошивался на явочной квартире.

За спиной Плешивого виднелось клетчатое кепи Виталия Гусарова, известного под кличкой Параграф.

Первые фонари вытянули любопытные шеи сразу же за городской чертой, размазывая холодный ртутный свет по черному ночному асфальту.

Клямин включил фары автомобиля.

Боковым зрением он видел опостылевший за долгие часы перегона профиль дремавшего рядом Плешивого. Его перебитый нос, опущенные, как у бульдога, щеки, венчик седовато-грязных волос, окаймляющих просторную лысину, толстую борцовскую шею. Звали его Ефремом, но для Клямина он оставался Плешивым. Из пустых, необязательных фраз Клямин узнал, что Плешивый работал дежурным шофером аварийной службы - сутки на дежурстве, трое суток дома. Подустав, Клямин передавал ему руль. Плешивый вел автомобиль виртуозно.

На заднем сиденье посапывал Гусаров. Временами он терял контроль над собой, и салон заполняло сдавленное храпение. При резком толчке оно прекращалось, чтобы вскоре начаться вновь. Утомился Гусаров. Почти десять часов безостановочной езды…

О чем только не думал, о чем не вспоминал Клямин в эти долгие, однообразные часы! И во все его воспоминания то и дело врезалась жалкая улыбка Антонины. Она не знала, что за люди явились вдруг за Кляминым. Но сердцем чуяла, что эти люди принесли ей новую потерю.

Она стояла посреди комнаты, опустив тяжелые руки, придерживая край упавшего платка. В черных глазах густела такая печаль, что у Клямина все сжалось внутри. Он сказал ей что-то ободряющее, Антонина улыбнулась, чуть опустив уголки неподвижного рта. Виновато и беспомощно. Точно она знала, что неприятности Клямина связаны именно с ней… Потом Клямин вспомнил историю, рассказанную ему Гусаровым. Радуясь удачному завершению поездки, Параграф был преисполнен благодушия и, несмотря на усталость, находился в хорошем настроении. «Ничто не исчезает бесследно. Ищи и обретешь. Это один из краеугольных законов криминалистики», - говорил он.

Как же действовал Гусаров? Распустив слух, что пропал Клямин, он держал «руку на пульсе», контролируя все, что узнавали об Антоне Григорьевиче общие знакомые. И слух, подобно бумерангу, вернулся к Гусарову. Причем с самыми невероятными подробностями. Одни говорили, что он умер от пьянки в вытрезвителе, другие - что он попал в аварию, сбил человека, скрылся…

Гусаров допускал, что Клямин не станет отсиживаться в Южноморске, а сбежит. Но куда? Практика показывала, что в первые дни беглецы всегда выбирают близлежащие пункты. Это потом, придя в себя, смирившись со своей участью, они забираются подальше. К тому же Клямин уехал в своем автомобиле - гараж был пуст. Южноморский автомобильный номер примелькался по всему побережью. А вот где-нибудь, скажем, в Сибири такой номер сразу бросится в глаза. И милиция, объявив розыск, не оставит подобный факт без внимания. Клямин все это не мог не учитывать…

Вечером, заглянув в бар «Курортный», где нередко собирались «свои люди», Гусаров узнал, что Клямин недавно заезжал в гранильную мастерскую. Привыкший проверять каждый слух, Параграф выяснил: Клямин действительно хлопотал за какую-то знакомую, проживающую в Ставропольском крае. Был и адрес. Гусаров, что называется, попал в самую точку. Проезжая по сельской улице, он сразу приметил красный кузов автомобиля с южноморским номером. У юрисконсульта отлегло от сердца. «Скажите, Антон, - спросил он позже у Клямина, благодушно покуривая на заднем сиденье, - у вас и в мыслях не было забиться куда-нибудь, где вас никто не знает, да? - И, переждав молчание Клямина, добавил со вздохом: - Вы, Антон, человек добросердечный. И тем, что живете один, без близких, вы совершаете над собой насилие». На что Клямин, не оборачиваясь, проговорил спокойно: «Заткнись. Дам в ухо. Мне терять нечего, Параграф, ты знаешь». Они молчали часа два. Потом Параграф захрапел… А мысли Клямина текли до странности ровно, окутывая облаком наиболее приметные события его жизни. И он ни в чем не раскаивался. Лишь о Наталье старался не думать Клямин, чтобы не будоражить себя. Думая о ней, он казнился остервенело, как бы находя в яростном самобичевании свое спасение. Измочаленный, он загонял образ Натальи в дальний закоулок памяти и пытался представить себе, что его ждет по возвращении в Южноморск… Ничего не поделаешь - придется отмытарить свой срок, ладно. Надо убедить себя, что он просто находится в длительной командировке, после которой станет по-настоящему богатым человеком. Причем важно не продешевить, сорвать с Серафима побольше.