Андрей Быстров - Странники в ночи

- Великолепно! Чудесно! Превосходно! Непревзойденно! Сказка, фонтан!

Какой-то парнишка робко обратился к нему.

- Я на прошлой туче у вас пластинку взял... Вы мне показывали - на цветной пластмассе, красивая такая... Донна Саммер... А пришел домой обычная черная пластинка, и поет там вовсе не Донна Саммер, а тетка скучная, даже не по - английски...

- Да ну?! - изумился Моол. - Быть того не может! Немедленно исправить недоразумение, сию секунду! Давай сюда свою пластинку!

Парень сунул Моолу диск в неприметной серой обложке. Тот схватил его, полы мантии разлетелись от порывистого движения. Никто не успел заметить, была ли пластинка хоть одно мгновение прикрыта мантией, но конверт засветился в руках Моола золотом и серебром, а вынутая из него пластинка радужно засияла, отбрасывая многокрасочные лучи на лица раскрывших рты пионеров. А в жарком воздухе неведомо как словно зазвучал знаменитый эротический суперхит Донны Саммер "Люблю любить тебя, крошка" соблазняющий, обольстительный, развратный, томно-стонущий, призывный и невыразимо прекрасный, в тысячу раз прекраснее, чем в любых японских колонках.

- Я тебя обманул? - ласково улыбнулся Моол.

- О нет, нет! Дайте мне скорее мою пластинку!

Пионеры вскоре надоели Моолу, и он начал озираться в поисках новых развлечений.

Воспользовавшись тем, что Юра Солдаев погрузился в дискуссии по поводу грядущих обменов, Аня выбралась из толпы и стала в сторонке, в тени большого тополя. Как выяснилось, не она одна избегала находиться в гуще событий. Метрах в двадцати от неё у стены магазина стоял невысокий бритоголовый юноша в длинном, видавшем виды черном кожаном плаще. Левый глаз его закрывала наискосок черная лента с кожаным кружком, отчего он делался похожим на персонажа Леонида Куравлева из фильма "Семнадцать мгновений весны". Аню поразило выражение его лица - холодное, жестокое и надменное. Это лицо излучало ледяное презрение ко всем и всему... Под мышкой он держал несколько пластинок (оскаленные зубы и окровавленные тела на обложке того диска, что сверху), но ни к кому не подходил и ни с кем не заговаривал. Зачем он пришел сюда, подумала Аня, меняться пластинками? Да у кого хватит храбрости вступить с ним в диалог?

- Аня! - голос Юры перекрыл шум толпы.

- Я здесь! - с явным облегчением крикнула она - ей было не по себе даже в безопасном отдалении от бритоголового.

- Я потерял тебя, - Юра подбежал к ней. - Смотри, я поменялся...

Девушка притронулась к рукаву Юриной куртки.

- Кто это? - шепнула она.

- Где? - проследив за направлением её взгляда, Юра помрачнел. - Ах, этот... Лучше не подходи к нему.

- И не собираюсь! Но кто он такой?

- Кличка - "Айсман", - Солдаев нервно хихикнул, увлекая Аню прочь, словно опасался быть подслушанным. - Хорош, да? Не отличишь от оригинала... Кажется, немец по национальности. Свихнулся на Гитлере, фашизме, СС и всем таком. За отворотом лацкана у него самодельный значок со свастикой...

- Кошмар, - Аня поежилась. - А если его в милицию заберут?

- Забирали, и не раз! Били, значок отнимали. А ему хоть бы что, делает новый значок... По-моему, его рано или поздно посадят, не в тюрьму, так в дурдом. И поделом, в общем-то...

- Зачем он приходит на тучу? Ни с кем не общается, да и с ним никто не рвется поговорить...

- Ну... Видела его пластинки? Это самый агрессивный, злобный металл, крайнее экстремистское направление. Любителей такой музыки очень мало, и пластинок таких мало. Но есть, попадаются на туче. Ему ведь тоже надо меняться, вот и ждет своих братьев по металлу. Даже они его побаиваются... Но выбор-то невелик!

Юра и Аня удалялись от Айсмана, а вокруг того уже увивался Моол, усмотревший неплохую возможность повеселиться.

- Что за плащ! - приторно восторгался он, появляясь и исчезая в летящих волнах красной шелковой мантии. - Это от Валентино? А ботинки! Гуччи, да? Как я обожаю Гуччи!

- Отвали, - небрежно процедил Айсман, окинув Моола могильным взглядом единственного глаза.

- Что значит "отвали"? - обиделся Моол. - А может быть, у меня есть что тебе предложить? Посмотри-ка на это!

В пухлых ручках Моола невесть откуда возникла пластинка. На конверте был изображен концлагерь, сфотографированный с высоты, а справа и слева два четких цветных снимка. На первом эсэсовец в черной парадной форме целился из "вальтера" в затылок стоящего на коленях еврея, на втором тот же эсэсовец нажимал на спусковой крючок, и череп еврея разлетался вдребезги. Снизу и сверху тянулись готические надписи.