Андрей Быстров - Странники в ночи

Андрей видел себя со стороны (о, это страдание болезненной двойственности!) уже не в настоящем, пусть и забытом, СТРАННОМ ДНЕ, а словно в картине, заключенной в простую деревянную раму. На эту картину, висящую на стене, он смотрел из вытянутого в длину зала - в музее, картинной галерее? Себя он видел в ней как движущуюся голографическую фигурку, выхваченную из действительности, но все остальное было нарисовано, вернее, написано маслом, масляными красками. Тут были и дубовая аллея, и луг, и холм, и прозрачное облачко в небе, а дальше - невысокая гора с пещерой или гротом в её склоне. Затерянный в пугающих глубинах цветных снов-галлюцинаций, Андрей был уверен, что эта картина (или пейзаж, на ней изображенный) имеет какое-то очень важное значение, все это исполнено смысла. Но какое значение и в чем смысл? Не было ответа, если не считать ответом огненные буквы слова "ИЗБАВЛЕНИЕ" на черном фоне. И Андрей метался в постели, сминая и комкая простыни, заливая подушки холодным потом. Нестерпимо, нестерпимо пробираться в вязком и плотном, точно вода на океанском дне, раскаленном воздухе, нестерпимо останавливаться перед закрытой наглухо дверью памяти. О, если бы вспомнить, если бы понять!

И ещё он чувствовал - неведомо как, но чувствовал, знал, - что он не один в картине, в пейзаже. Он не видел больше никого, но присутствие другого человека было столь явным, что не оставляло никаких сомнений. Кто бы ни был этот другой или другая, с ним или с ней связывались щемящая печаль, боязнь фатальной ошибки (в чем, где?) и надежда на ответ.

Протяжный стон (его собственный стон) заставил Андрея открыть глаза, вырваться из жаркой пучины.

В комнате горел свет - маленькая тусклая лампочка под желтым абажуром на стене. Андрей приподнялся и сел, нашарил сигареты на тумбочке. Спичка никак не желала зажигаться. С восьмой или девятой попытки Андрей закурил, бессмысленно таращась на темный прямоугольник окна.

Он щелкнул клавишей магнитофона - Кэт Стивенс запел "Леди Д'Арбанвилл". Андрей все ещё пребывал там, в своем кошмаре, удушливый сигаретный дым и трагичная гитара Стивенса смешивались в единство, какого не может быть, не совсем наяву. И было ощущение, совершенно противоречащее всем другим, но создаваемое именно этими другими, неопровержимо вытекающее из них по законам альтернативной логики - ощущение ожидания свободы.

Не докурив, Андрей погасил сигарету, упал на подушки. Он засыпал, тихая музыка звучала дальше... Демоны отступили, и над его постелью распростерлись прохладные крылья ангела милосердия. Андрей был прощен, он получил прощение до утра.

Раскачиваясь в гамаке искупительного сна, он плыл куда-то по медленным волнам, уносясь в страны и места, которые не то были в далеком прошлом, не то будут когда-нибудь. Ему грезились чистые ручьи с резвящейся в них форелью, и багряные осенние леса в ласковом свете послеполуденного солнца, и танцующие феи на берегу туманного озера... Золотые опавшие листья шуршали под его ногами, и доносился едва уловимый горьковатый запах костров. Лесные тропинки, устланные печальным осенним золотом - они вели к замку, приюту странников с флагами на башенках, стрельчатыми окнами-витражами, коваными воротами и мостом. И кто-то вновь был здесь рядом с Андреем, кто-то звал его, надеялся и ждал. Кто-то... У источника утоления жажды.

19

Стрелки часов на запястье левой руки Андрея (марка - "Победа-Россия", циферблат с мягким оттеночным переходом от черного к серому, символическая серебристая Корона Российской Империи) приближались к восьми вечера. То есть, они приближались просто к восьми, им было безразлично, что отмечать, утро или вечер... А вот Андрею было не все равно, учитывая, как он провел этот день. Он пытался работать, но без всякого успеха. Заставляя себя покрывать белый лист бумаги словами и фразами, он преодолевал слабое головокружение, отрешенность, опустошенность... Самое простое предложение вымучивалось, как тяжкая истина, а потом перечеркивалось под раздосадованные комментарии типа "безнадежно", "бездарь" и "никуда не годится". В конце концов Андрей раздраженно отбросил авторучку и разорвал исписанные листы. Он включил видеомузыку, но и любимый клип с песней группы "Ирэйжер" под названием "Я люблю тебя ненавидеть" не разорвал стального кольца отягощенного творческим бессилием дня. Такие дни, конечно, бывали и раньше, и Андрей знал, что нет никакого способа поправить дело, кроме как переждать. Но сегодня он не хотел ждать, не мог отвлечься при помощи музыки или неторопливого, доставляющего обычно удовольствие чтения в десятый раз тех книг, что стали его друзьями, будучи впервые прочитанными в ранней юности. Он должен был ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ... И к вечеру он понял, ЧТО.