Эверт Лундстрём - Операция «Отче наш»

– Ведут на буксире «Конни», – сообщил он.

Мы спустились на пристань встречать. Борта лодки сверкали свежим лаком. Работяги на верфи Лонгедраг основательно потрудились, готовя к весне знаменитую даму.

Как только яхта прижалась кранцами к пристани, Мартин Графф и Петер Хольм прыгнули на берег. Мартин восхищенно затараторил:

– Какие штуковины придумали Мона Лиза и Билл!.. Пошли на борт, такое увидите!

Мы с Георгом последовали за ним и спустились под палубу.

– Секретное оружие! – Взмахом руки Мартин указал на нечто вроде двух велосипедов – с седлами, педалями и колесами в виде барабанов.

Похоже на тренажеры, на которых, если верить рекламе, обтачиваются директорские животы.

– Это что еще за чертовщина? – вырвалось у Георга.

Было видно, что он удивлен не меньше моего.

– Этими велосипедами выбирают шкоты! – сказал Мартин.

– Шкоты?.. Велосипедами? – дружно воскликнули мы.

Мартин обнажил в улыбке частокол зубов.

– Точно так, парни!.. Новейшее изобретение Билла и Моны Лизы.

Мы молча рассматривали невиданную в парусном спорте новинку. В самом деле что-то небывалое. Но смысл этой затеи был понятен: вместо того чтобы обдирать руки, шкотовые теперь могут работать ногами, приводя в движение передачу.

– Шкоты выбираются с чертовской скоростью, – ликовал Мартин. – Аж свист стоит.

Я остановил взгляд на больших колесах-барабанах, на которые наматывались шкоты. Если все получится, как задумано, это приспособление в корне изменит характер работы шкотовых на всех двенадцатиметровках.

Каждая выигранная на маневрах секунда может на метр приблизить нас к победе в гонках на Кубок «Америки». Именно этот метр призваны дать нам «велосипеды» папы Билла.

– Жаль мне братьев Таннберг, – задумчиво произнес Георг.

– В самом деле? – ухмыльнулся Мартин. – Натрут себе мозоли на седалище, а не на ладонях, вот и вся разница.

– На «Леди» будут такие же велосипеды? – спросил я.

– Так точно, сэр! – кивнул Мартин.

Тут и я с сочувствием подумал о Яне и Пере Таннбергах. Придется им часами крутить педали под палубой, не видя, что происходит наверху.

Но в борьбе за Кубок «Америки» чувства экипажа не играли роли, главное – чей форштевень первым пересечет линию финиша. Для Билла Маккэя это было яснее ясного. И мы тоже начали свыкаться с этой мыслью.

День десятого апреля начался хмурым рассветом. Но часам к девяти ветер потеснил пасмурную пелену, над морем открылось чистое синее небо, и лучезарное солнце приветствовало «Папенькиных мальчиков» и «Маменькиных сынков».

Старый заслуженный «Гранд-Отель» вновь оживал после зимней спячки по мере того, как один за другим члены экипажей занимали свои номера.

Мы с хозяином гостиницы Андерсом стояли у входа, переговариваясь, когда появился Мартин Графф с огромным чемоданом. Следом шагали братья Таннберг, тоже основательно нагруженные.

– Повезло нам, что у вас здесь в Марстранде такие мощные носильщики, – пророкотал Ян Таннберг, кивая на кряхтящего Мартина.

– Я пытался спрятаться, но меня выследили, – простонал тот.

– С нас стопочка за труды, – расхохотался Пер Таннберг.

– У меня в номере и без вас есть что выпить.

– Тем лучше – через пять минут наведаемся к тебе, – решил Пер. – Присоединяйся, Морган, мы отоварились в самолете.

– Спасибо, с удовольствием, – сказал я.

В самом деле, не мешало отметить встречу.

– Захвати свой стакан, – посоветовал Мартин. – У меня плохо с посудой.

Окна его номера смотрели во двор, за которым метрах в двадцати возвышалась облупившаяся деревянная стена флигеля. В остальном обитель Мартина ничем не отличалась от моей. Те же светлые полотняные шторы, на кровати – коричневое покрывало.

На покрывале лежала новая фуфайка Мартина. В этом году она была красного цвета, с черной цифрой. Старые фуфайки износились, и каждому из нас вручили обновку.

– Наверно, Билл выбрал красный цвет, чтобы на фуфайках не так видны были пятна крови, пота и слез, – предположил Ян Таннберг, наливая мне добрую порцию виски.

Мы пригубили беспошлинный самолетный алкоголь. Годится…

Я обнаружил, что забыл свои сигареты.

– У тебя найдется сигарета, Мартин? Мои остались в номере.

– Возьми на письменном столе.

В пепельнице на письменном столе лежала начатая пачка. Я подошел, извлек одну сигарету. Закуривая, остановил свой взгляд на аккуратно сложенных рядом билетах тотализатора. Полсотни пятидесятикроновых билетов ипподрома Обю. Мартин явно не скупился на ставки.