Эверт Лундстрём - Операция «Отче наш»

– Номер два, настроить паруса, – процедил Билл уголком рта. Другой уголок был занят спичкой.

Я внимательно осмотрел стаксель. «Пузо» выглядело нормально, разве что кривизна его у топа была великовата. В целом промежуток между гротом и стакселем меня вполне устраивал.

– Надо подать шкотовый угол стакселя вперед на двадцать сантиметров, – доложил я.

– Курс плюс десять градусов, – сообщил Мартин. – Яхта приводится из-за усиления ветра.

– Знаю, – коротко отозвался Билл. – Номер четыре, подать шкотовый угол стакселя вперед на двадцать сантиметров!

Эрик Турселль осторожно пробрался на бак и выполнил команду.

– Сразу получше стало, – заметил Билл, приветливо улыбаясь мне.

Наши отношения явно приобретали дружеский характер.

Проверив грот, я все же остался им недоволен. Просвет между гиком и шкотовым углом был великоват. Достав блокнот, я записал, что надо отнести грот в мастерскую и отпустить по сантиметру в третьем и четвертом швах, считая с гика.

– Поворот! – крикнул Билл.

Он застал всех врасплох. Билл бросил «Конни» против ветра на другой галс. Маневр был выполнен быстро и неожиданно. Пер даже не успел отрапортовать о готовности. Вместе с восьмеркой, коренастым Палле Хансеном, он отчаянно крутил лебедку.

– Отдайте же наветренный шкот, чтоб вам! – заорал Ян Таннберг.

– Черт!..– крикнул Пер. – Лебедку заклинило!.. Не отпускает шкот!..

«Конни» легла на другой галс. Огромный стаксель дергался, оставшись в прежнем положении. Толстый териленовый шкот натянулся, точно струна, вибрируя от нагрузки.

– Яхта лежит на курсе, – доложил Мартин.

– Рубить шкот номер два, – спокойно произнес Билл, как если бы, сидя в кафе, просил передать ему пепельницу.

Кренясь так, что волны захлестывали палубу, «Конни» неуклюже переваливала через гребни. Неправильно закрепленный стаксель норовил положить ее на воду. Выхватив свой моряцкий нож, я метнулся к лебедке и одним ударом перерезал шкот.

Конец толстого троса дернулся вперед, будто резиновый, и со страшной силой ударил по лицу Палле Хансена. Датчанин навалился грудью на ватервейс, свесив ноги в кокпит, и молча застыл в этом положении. На лице его по диагонали от уха через нос до кончика подбородка вздулся багровый желвак шириной в палец. Из разорванной брови сочилась кровь. Чистые тиковые доски ватервейса впитывали алые капли.

Все произошло невероятно быстро. Мы растерянно таращились на Палле.

– Выбрать подветренный стаксель-шкот, – невозмутимо скомандовал Билл. – Мы еще не пришли в гавань.

Лебедка яростно затрещала, и шкотовый угол мигом подтянулся к блоку.

– Номер девять сменяет восьмого на лебедке, – приказал Билл. – Вы уложите восьмого на нижней палубе.

Он кивком указал на меня и Мартина.

– В форпике есть аптечка, – сказал Мартин, когда мы потащили раненого вниз.

Палле не потерял сознание, но был в состоянии шока. Желтая фуфайка на груди окрасилась кровью. Левая сторона лица вздулась, словно мяч; на брови и на лбу зияла открытая рана. Мы осторожно уложили его на настил, и Мартин, пробравшись в форпик, достал аптечку – кожаный футляр с красным крестом на боку.

– Номер десять, приготовить новый шкот для стакселя, – донесся сверху голос Билла.

Хакс Фох спустился к нам за новым шкотом. Глянув на травмированного земляка, сказал:

– Его надо доставить на берег.

– Это решает Билл, – ответил Мартин, стирая кровь с лица Палле.

– Ему начхать, если кто-нибудь отдаст концы, – сказал Ханс, злобно глядя на Мартина.

После чего взял новый. шкот и вернулся с ним наверх.

– Симпатичный товарищ, – заметил Мартин. – Наложим тампон на рану у глаза и стянем края пластырем.

Датчанин постанывал и дергался, пока мы обматывали ему голову бинтом. Но нам как будто удалось остановить кровотечение.

– Номер три, на руль! – крикнул Билл.

Мартин поднялся в кокпит по короткому деревянному трапу.

Продолжая стонать, Палле осторожно сел. Свободный от перевязки правый глаз был широко раскрыт. Плечистая фигура Билла заслонила падающий сверху свет.

– Как он?

– Надо бы наложить швы на бровь, – ответил я.

– Как самочувствие? – Билл опустился на колени рядом с Палле; спичка в уголке рта не двигалась.

– Голова вдребезги, а так ничего серьезного, – попытался сострить датчанин, с трудом шевеля распухшими губами.

– Хорошо, что более благородные части тела не пострадали, – улыбнулся Билл.

– Лучше ты полежи и не рыпайся, – сказал я, мягко укладывая Палле на спину.