Далия Трускиновская - Баллада об индюке и фазане

И в эту минуту задребезжал дверной звонок. Увидев Кузину, я сразу поняла, что она не с пустыми руками. И дело тут вовсе не в ее набитой сумке.

Кузина принесла в клювике идею.

– У меня есть к тебе несколько основополагающих вопросов, – начала она чуть ли не с порога. – И первый из них: когда ты в последний раз видела Бориса?

– Вот именно тогда! – отрубила я. Мы несколько месяцев ни словом о нем не обмолвились. И мне очень не хотелось, чтобы Кузина затеяла о нем разговор. Все-таки во мне еще не было желанного равнодушия, которое бы позволило говорить о нем как о постороннем человеке.

– Больше – ни разу? На улице не встречала? Точно?

– Нет. Точно – не встречала.

– Тогда – слушай, – торжественно начала Кузина. – Только не говори сразу «нет». Я спланировала очень злую шутку. Ты меня знаешь – с хорошими людьми я таких шуток не устраиваю. Он сделал все возможное, чтобы напороться именно на эту шутку. Мы стукнем его по самому больному месту. Чего он, по-твоему, больше всего боится? Ну?

– Вылететь с работы.

– Фиг. Вылететь из семьи! Работу-то ему тесть устроит какую душе угодно… И если над ним нависнет угроза вылететь из семьи, это будет только справедливо. Втерся в доверие, а сам на стороне повадился свинячить!

– Ну и зачем тебе понадобилась его семья?

– Я хочу насмерть перепугать его. Чтобы он несколько месяцев прожил в диком страхе. Понимаешь? В страхе, что все его благополучие вот-вот рухнет.

От этих угроз страшно почему-то стало мне.

– Послушай, а нельзя ли притормозить? В конце концов, формально он ни в чем не виноват. Он ничего мне не обещал. Я сама порвала наши отношения. Пусть уж себе существует! Я на него зла не держу. Он меня решительно ничем не обидел.

– Нет, – объявила Кузина, – если его теперь не щелкнуть по носу, он Бог знает что натворит. Их слишком много развелось, этих обаятельных сволочей, которые выбирают себе новую семью, как дойную корову на базаре. Надо хоть одного проучить. Уж больно ловко он приспособился пользоваться всем, что подворачивается под руку. Тобой вот попользовался. Для разрядки. Еще какой-нибудь юной вороной попользуется. Женой пользуется – для положения в обществе. Видела я позавчера его жену. Показали. Если одним словом – декоративная женщина. Для выездов в высший свет современной науки.

– А хоть дезоксирибонуклеиновая! Хоть фос-форесцирующая! Мне-то что до нее?

– Ты бы теперь помирилась с ним, если бы он позвонил? – в лоб спросила Кузина.

Я задумалась.

Кузина сказала правду о наших с Борисом отношениях. Она говорила эту правду еще тогда, когда я обалдела от его появления на моем горизонте. Но правда мне и тогда и теперь была ни к чему. Мне нужен был Борис, мне тогда нужно было мое чувство к нему. Его жизнь за пределами моей комнаты была какой-то несуществующей. И если бы я теперь, после всего, услышала его голос…

– Ни за что, – уставившись в пол, доложила я.

– Ловлю на слове. А теперь слушай внимательно. Позавчера мне пришел в голову замечательный план. Мы ездили купаться на остров Долес…

– Поближе акватории не нашли?

– Не так уж и далеко. Это на речном трамвайчике от центра целый час трюхать. А от Кенгарагского причала – шесть секунд.

– Плюс сорок минут до Кенгарагса.

– Зануда. Сорок плюс шесть секунд на моторке.

– И откуда же у тебя моторка?

В моем голосе не было удивления. Вот если бы Кузина проехалась по Риге на верблюде – я бы, может, и удивилась…

Выяснилось – очередной Кузен, подцепленный неделю назад, проникся серьезными намерениями и возил Кузину к своим родственникам, обитающим на острове Долес. Двоюродный братец кузена подогнал к Кенгарагскому причалу моторку и переправил их на остров. Там ее ждали все прелести хуторского житья – парное молоко, купание в реке, удивительно чистой по нашим химическим временам, свежевыловленная и немедленно зажаренная рыбка, а также прорва земляники, потому что усадьба родственников стоит в лесу.

Так вот, прогуливаясь по берегу в обществе Кузена и его двоюродного брата. Кузина опознала в человеке с удочкой, сидящем на мостках, Бориса.

Вид у него был совершенно домашний.

У Кузины хватило терпения не будоражить вопросами мужчин, а вернуться домой и осторожно все выпытать у тети Милды – хозяйки усадьбы.

И оказалось, что бабка жены Бориса, маменька его всемогущего тестя, – островитянка.

Кузина предприняла все возможное, чтобы посмотреть на жену Бориса, хотя это практического значения для созревшего плана не имело. На это она убила весь вечер и все утро.