Далия Трускиновская - Обнаженная в шляпе

– Я и теперь это проповедую. Мы не разбираемся в человеческом теле, и тут у нас прямо какое-то раннее средневековье. Линии мужской и женской фигуры для нас – запретная тема. Мы позволяем себе разве что оценить ширину мужских плеч и узость женской талии, и то изредка. За те семь десятков лет, что существует наша печать, было ли сказано хоть в одном очерке про героя, что у него короткие мускулистые ноги, удлиненный торс и выпуклая грудная-клетка? Или про героиню – что у нее узкие бедра и круглая талия, производящая даже впечатление небольшого животика? А? То-то! В лучшем случае: у него – решительный взгляд, у нее – открытая улыбка. Тела под спецовкой и халатом нет. Ему там быть не полагается!

– О культуре тела ты нам уже докладывал, – опять напомнил Зуев. – Ближе к делу!

– Если бы не наше потрясающее пуританство, мы бы с ходу отмели еще десять кандидатур – потому что приняли бы во внимание линию бедер, форму икры и щиколотки, длину талии… Ну так вот, женщина, которая не работает натурщицей, очень часто не представляет себе, как она выглядит сзади. Посмотрите, как одеваются толстухи. Спереди куда ни шло, а сзади – хоть святых выноси.

– Но та, кого мы ищем, умеет позировать, – сказал Соломин, – и она явно позировала с удовольствием.

– Человеческое всегда прорвется наружу, – констатировал Игрушка. – Но и она плохо знает собственную фигуру. Она не балерина, чтобы изучать себя во всех ракурсах. И потому, слушайте меня внимательно, если мы сфотографируем любую другую более или менее стройную женщину в таком костюме и в такой позе, да еще на диване у Костяя, преступнице будет очень трудно сразу обнаружить подвох.

Соломин с Зуевым переглянулись. И трое мужчин уставились на Меншикову.

– Вы с ума сошли! – воскликнула она.

– Все правильно, больше некому, – твердо сказал Соломин. – Ведь больше никто об этом деле не знает. И знать не должен.

– У меня нет родинки!

– Изготовим! – утешил ее Игрушка. – Витек, ты среди нас единственный отличаешь диафрагму от выдержки… ты чего, Витек?

Осознав, что ему предстоит, Зуев шлепнулся на стул и зажмурился.

– В вашем распоряжении целый вечер, ребята! – командовал между тем Игрушка. – Олег, дай им ключ от Костяйской хаты. Пускай наконец займутся делом.

– Общим делом, – поправил Соломин, намекая на безумный лозунг.

Игрушка захохотал и испарился.

Когда Игрушка прибежал в «Мухомор», Алена доедала салат.

– Что-нибудь случилось? – обеспокоенно спросила она. – Я тебе заказала говядину а грибном соусе. Будешь?

– Да ничего не случилось, Соломин приходил, – не подумав, брякнул Игрушка и подвинул к себе салатницу.

– Соломин? Из милиции?

Конечно, Игрушка мог спокойно ответить «ага!» и перевести разговор на другую тему, Костяй наверняка знакомил Алену с кем-то из приятелей, и ее вопрос вряд ли был с подвохом – ну, Соломин, ну, из милиции, велика важность, должен же где-то работать выпускник юрфака! Но Игрушка, взбудораженный событиями последних дней, и не подумал о таком невинном варианте.

Первой его мыслью было – Алена что-то пронюхала про Костяя. Редакционные девицы, с которыми она перезванивается, наверняка донесли ей, что Костяй в больнице и что его тюкнули по лбу те самые рэкетиры, материал о которых он готовил в последнее время.

О том, что из всей редакции только отдел коммунистического воспитания и, пожалуй, сам редактор, во избежание лишнего шума, знают правду, Игрушка не подумал. Он промолчал и нахмурился, соображая, что бы такое ответить Алене.

– Ты чего? – спросила она. – Что-то случилось? А ну, давай, выкладывай!

– Ничего не случилось, – безнадежно ответил Игрушка.

– А Соломин зачем приходил?

– Так… К Костяю…

Игрушка, разумеется, умел врать не хуже любого другого представителя прессы, но при Алене у него не получалось.

Еще минут пять он мялся и выкручивался, пока Алена не пригрозила, что сейчас сама отправится к Соломину.

– …И вот он лежит в больнице без сознания, и неизвестно еще, когда оклемается, а Соломин возится с его блокнотами и ищет ниточки, которые ведут к рэкетирам. Он уже вышел на три кооператива, которые у них под колпаком, но толку – чуть. С одной стороны, кооператоры перетрусили, с другой – Олежку завалили бумагами. Он же все протоколы допросов должен сам перепечатывать! Представляешь технический уровень милиции, которая меня бережет? А рэкетиры тем временем соберут урожай и смоются. Он же видел этих сволочей, которые его тюкнули, может, он даже знает, кто они.