Джорджо Щербаненко - Миланцы убивают по субботам

Следом за ней вошла хозяйка с подносом, на котором стояли бутылка и стакан.

– Рановато, правда, но «негрони» прибавляет жизненных сил. – Она лукаво подмигнула при последних словах.

Парад продолжался недолго: девушек было всего четыре, среди них одна чернокожая. Дука внимательно к ним приглядывался, пытаясь определить, какая окажется самой разговорчивой. Наконец он выбрал негритянку и отправился за ней в маленькую, но очень уютную комнату, освещенную неярким октябрьским солнцем. Отдернув занавеску, увидел мясную лавку на углу улицы Мандзони, няньку, толкавшую перед собой коляску с двумя близнецами – добрый знак! – и оскаленную пасть экскаватора: прямо перед домом рыли котлован нового здания.

– В выходные здесь потише, – заметила негритянка, с профессиональной быстротой освобождаясь от одежды.

Типичная африканка – об этом свидетельствовал не только темный цвет кожи, но и толстые, вывороченные губы, расплющенный нос, упругие и продолговатые, как кабачки, груди.

– Тебе этот шум не мешает? – спросила она. – Многие жалуются, нервничают, особенно с утра, но что поделаешь, с другой стороны есть комнаты, куда почти не доходит шум, а меня запихнули в эту, проклятые расисты!

Экскаватор действительно ревел так, что дребезжали стекла, и Дука с трудом разбирал ее слова.

– Ты одевайся, – сказал он. – Я ведь сюда не за тем пришел, а чтоб поговорить.

Негритянка тупо на него поглядела и захохотала. Проституткам попадаются всякие извращенцы, но такого, который бы в десять утра пришел в бордель просто поболтать, она, видно, еще не встречала.

– Шутник! – Она вытянулась на постели и про себя подумала, что он, скорее всего, пьян, поскольку пьяных в городе и с утра пруд пруди.

Дука присел на краешек кровати.

– Я полицейский. Прикройся и садись поближе – поговорим.

При слове «полицейский» роскошное черное тело – от длинных стройных ног до продолговатых грудей – будто все передернулось.

– Не надо бояться, – сказал Дука, глядя на пыльный солнечный свет, проникавший в комнату сквозь занавески. – Не надо меня бояться.

Она торопливо натянула трико золотистого цвета и накинула на плечи прозрачную, ничего не прикрывавшую пелеринку.

– Да, я полицейский, но тебе бояться нечего, – повторил Дука под адский рев экскаватора. – Вот мое удостоверение. – Он достал из кармана корочки. – Я не причиню тебе зла. Ты мне только помоги, а потом можешь уходить на все четыре стороны.

Негритянка наклонила голову, и Дуке показалось, что в глазах ее уже нет прежнего страха.

– Я разыскиваю следы девушки очень высокой, почти двухметрового роста, и умственно отсталой. Ее похитили и, по моим сведениям, сплавили в один из таких шикарных домов, как ваш. Может быть, ты ее видела или слышала что-нибудь о ней. Тут ошибиться трудно, потому что, как я тебе сказал, девушка необычная – рост под два метра, а вес почти сто килограммов. Такая может привлечь клиентов только с извращенными вкусами, наверняка продавали ее дорого. Припомни, пожалуйста, не упоминал ли кто о ней невзначай. Это все, что мне от тебя нужно.

Скрестив руки и слегка дрожа, возможно, от холода, она пыталась прикрыть бесстыдно выглядывавшую из-под пелеринки грудь.

– Слыхала про такую.

– Слыхала? От кого?

– Клиент один рассказывал.

– А поподробнее? – Он опять понизил голос, потому что экскаватор на минуту умолк. Скользнул взглядом по босым ногам негритянки на пушистом небесно-голубом паласе: очень стройные ножки, ногти намазаны лаком цвета розового цикламена – на темной коже так красиво смотрится. – Когда он у тебя был и кто он таков?

– Да уж месяца три назад, в конце августа, еще жара стояла, – уточнила девица. – Ему сказали, что здесь есть негритянка. – Она улыбнулась. – Я... Вот он и пришел.

– Ну?

– Ну и говорит: мне, мол, нравятся женщины... в общем, разные. Негритянки, японки... Один раз даже с лесбиянкой был.

Сообразительная девочка, по-итальянски говорит почти без акцента, как ни странно, у нее римский выговор. Экскаватор снова заревел за окном, и голос негритянки зазвучал чуть громче:

– Но одну он никак не мог забыть, всю дорогу талдычил о ней. Она была огромная, настоящая великанша... Едва о ней заговорил, ужас как распалился, и тогда...

– И тогда?.. – нетерпеливо переспросил Дука.

И тогда, рассказывала она, этот плюгавый извращенец начал ее обнимать, тискать, а сам все вспоминал, как той здоровенной дуре нравилось заниматься любовью – она могла со всяким, день и ночь напролет, точно одержимая, говорил маленький, пухленький человечек, сразу видно, что у нее не все дома, зато в постели просто бомба.