Элмор Леонард - Ла Брава

— И что?

Он уже разделся догола, сложил брюки и шелковую рубашку, остались только красные трусики. Отстегивает золотые цепочки.

— Я сказал, будто у меня по всему телу ползают какие-то мелкие твари-невидимки, я стал орать и чесался аж до крови.

— Мелкие твари? — засмеялся Ноблес— Boт черт.

— Тогда они послали меня в «Чатахучи», слыхал о таком местечке?

— Еще бы. Сумасшедший дом на самой границе с Джорджией.

— И вот однажды ночью вышел я из сумасшедшего дома, пересек границу и оказался на свободе. Туфли я снимать не стану.

— Правильно. — Ноблес свернул на Четвертую Норт-Ист, направляясь к оштукатуренному зданию кризисного центра. Вдали у заправки виднелись автомобили, но поблизости не было ни души.

— Придется доверить тебе мои сокровища. Не вздумай их продать.

— Я присмотрю за ними. Слышь, я не хочу заходить туда с таким голожопым.

— И не надо, они и так меня впустят. Синяя записная книжка, говоришь?

Ноблес затормозил и пальцем указал на здание центра:

— Вон там, в том крыле.

— Ладно, я выйду на связь, — сказал Кундо Рей, распахивая дверцу.

— Минуточку, — остановил его Ноблес— Там такая девка работает, она вроде как главная. Темные волнистые волосы, ноги длинные-предлинные, задница неплохая, высоко посажена. Проверь, где она живет, работает ли в ночную смену, ясно?

— Не много ли хочешь? — Кундо Рей вышел из машины, снял красные трусы и бросил их в открытое окно на сиденье. — Спрячь их где-нибудь. чтобы я мог их найти.

— Я суну их в бумажный пакет и спрячу в кустах позади парковки. Пройдешь отсюда на городской пляж, на тебя никто и внимания не обратит.

— О'кей. До встречи.

Вы только посмотрите на этого сукина сына! Ноблес разинув рот наблюдал, как Кундо обходит машину— не считая темных носков и белых туфель, голенький, как в тот день, когда он появился на свет на какой-нибудь плантации сахарного тростника, — пересекает улицу и направляется прямиком к кризисному центру. Ягодицы, словно две половинки бледной луны, светлее, чем его смуглое тело, — почему-то это удивило Ноблеса. Идет себе, словно на прогулке. Обернулся, сделал приятелю ручкой— этого Ноблес уже не смог вынести, нажал на газ и был таков.

Ла Брава застал Мориса в номере 304, гостевом люксе с видом на океан, в комнате, залитой солнечным светом и уставленной зачехленной старой мебелью. Морис молча взял из его рук снимки и направился к закрытой двери спальни, на ходу изучая фотографии. Ла Брава поплелся за ним. Он дрожал от возбуждения, но заставил себя понизить голос:

— Почему ты не сказал мне, кто она такая?

— Я же сказал.

— Джин Шоу.

— Знаю, что Джин Шоу. Я тебе так и сказал вчера вечером.

— Якобы твоя старая знакомая — а ты даже не мог толком вспомнить ее имя.

— Вот этот хорош, посмотри, какое выражение у нее на лице — понятия не имеет, где она, на хрен, очутилась. — Морис оторвал взгляд от снимков, глаза его казались огромными за линзами очков. — что за чушь, как это я забыл ее имя? Она уже двадцать лет как Джини Брин. Я ведь говорил тебе: она ушла из кино, вышла замуж за своего Джерри Брина. Совершенно отчетливо помню, как рассказывал тебе.

— Как она сегодня?

— Не так плохо, как хотелось бы.

— Ты заказывал ей завтрак?

— Можно подумать, это гостиница! — Морис вошел в спальню, приостановился, взявшись за дверную ручку. — Подожди тут. — Он захлопнул за собой дверь, и Ла Брава успел разглядеть лишь какое-то бледно-розовое одеяние, свисавшее с края кровати.

«Подожди тут». Он подошел к окну, остановился, опершись на кондиционер. Ему-то казалось, он и время— старые знакомые. Тянущееся время. Время ожидания. Время на дежурстве. Он с точностью до минуты знал, сколько просидел в гостиной миссис Трумэн. Но теперь время шутило с ним странные шутки, сбивало с толку.

Он видел из окна пейзаж вне времени, открытку с видом штата Флорида. По ту сторону улицы — узкая полоса парка, пальмы— каждая точно на своем месте, за ними море. Низкая стенка— можно присесть на нее— из обломков кораллов и серого бетона. И пляж— огромное, словно пустыня, пространство песка, заполненное отдыхающими. Они сидят на подстилках под зонтиками, купаются в зеленой прибрежной воде, не отваживаясь заплывать в синюю глубину. Крошечные фигурки вне времени. Можно изменить перспективу, усесться на эту стену из коралла и бетона, посмотреть с нее на гостиницы вдоль Оушн-драйв и увидеть тридцатые годы. Глядя на эти гостиницы или на фотографии, украшавшие покои Мориса, Ла Брава вспоминал картинки из старых номеров «Лайф», которые коллекционировал его отец, и мог живо представить себе эпоху за десять лет до собственного рождения — тяжелые были времена, но облик всего и всех должен был соответствовать стилю «модерн».